Седьмая ложь

Мы ходили ужинать с небольшой компанией друзей. Я позвала Марни. Джонатан пригласил Дэниела и Бена, с которыми дружил со школы, Люси, девушку Бена, и Каро, единственную женщину в их мужской компании велосипедистов. Было очень мило. Мы пошли в индийский ресторанчик по соседству и заказали кучу еды, которую запили бессчетным количеством бутылок пива, а закончился вечер ликером. Когда настало время расходиться, мы обнялись, и Марни сказала, что у нее потрясающие новости, что надо бы нам с ней встретиться отдельно, что в ее жизни появился мужчина и у нее с ним все очень серьезно, и вообще, когда мы сможем поболтать? Каро со своей девушкой на следующее утро уезжали в велосипедное путешествие по Франции, и она пообещала прислать нам оттуда открытку. Бен с Люси в следующие выходные собирались ужинать с родителями, и все мы знали, хотя никто не говорил этого вслух, что в ближайшие несколько недель он сделает ей предложение.

Это был совершенно обыденный вечер – очаровательный, чудесный, обыденный вечер. Знаешь, я очень по этому скучаю. Когда ты окидываешь взглядом комнату или стол и видишь, что окружен людьми, которые тебя любят, нуждаются в тебе и ценят твое общество, у тебя возникает особое ощущение. Ты понимаешь, что тебе дико, бешено, неожиданно повезло. Я скучаю по этому ощущению. Я уже очень давно такого не испытывала.

Ночью у меня началось кровотечение, которое никак не хотело останавливаться. Я сидела на унитазе в нашей выложенной кафелем крохотной ванной, и живот у меня сводило от непрекращающихся болезненных спазмов. Моя ночная рубашка была задрана, на спущенных трусах расплывалось большое алое пятно.

Я помню, как слезы капали мне на колени и ползли вниз по ногам. Я не знала, что беременна, и, наверное, вряд ли горевала, но была перепугана и дрожала, меня всю колотило. А потом меня вдруг охватил гнев. Я помню тот жуткий звук, страшный, утробный рык, вырвавшийся откуда-то из недр моего живота, рык, отдавшийся в моих костях и сотрясший холодные кафельные стены.

– Джейн? – послышался из-за двери обеспокоенный голос Джонатана. Я помню, как он прозвучал, он до сих пор стоит у меня в ушах. – Что случилось, Джейн?

Я ничего не ответила, потому что не было слов, способных объяснить происходящее.

– Джейн. Пожалуйста. Открой дверь.

Я молчала.

– Джейн! – закричал он. – Открой! Сейчас же!

Я не шелохнулась. Через несколько секунд он с грохотом ворвался в ванную, с мясом выломав защелку, так что дверь содрогнулась на своих петлях и на пол полетели щепки. Помню, на нем были темно-синие джинсы без ремня, они сползли и держались на бедрах. На серой футболке понизу желтели какие-то пятна – кажется, это была краска. Стиснув зубы, он смотрел на меня застывшим и сосредоточенным взглядом, но губы выдавали его страх.

– Все в порядке, – произнес он и опустился передо мной на колени. – Все будет хорошо.

Он наклонился вперед и поцеловал меня в макушку. Хороший, самый лучший… Я помню, как он протянул мне обе руки, а потом заметил, что ладони у меня все в крови, и инстинктивно вздрогнул, но не отшатнулся. Он хотел, чтобы я знала: несмотря ни на что, мы вместе, мы семья и это навсегда.

Он поднялся и через голову стянул с меня ночную рубашку.

– Пойду принесу тебе что-нибудь переодеться, – произнес он. – Все нормально? Ты посидишь здесь?

Я кивнула, и на его лице расцвела легкая, мягкая улыбка, которая призывала меня не паниковать.

Потом я услышала, как он роется в моем комоде. Наверное, он не хотел слишком надолго оставлять меня одну. Вернулся он с парой старых трусов, некогда белых, а теперь серых, и толстой фланелевой рубашкой.

– Тебе нужно что-нибудь, чтобы…

Он посмотрел на чистые трусы, которые держал в руке.

Я кивнула и указала на ящик под раковиной.

– Это?

Он вытащил прокладку в фиолетовой упаковке.

Я кивнула.

– Хочешь, я…

Его глаза молили: пожалуйста, сделай это сама, и я до сих пор улыбаюсь, когда думаю о том, что он готов был пойти на это ради меня, если бы я попросила. Он отвернулся, и я принялась стирать кровь, испачкавшую мои бедра. Я делала это до тех пор, пока они не стали суше, хотя и не чище. Я поменяла трусы и, туго натянув ткань, приклеила к ним прокладку. Джонатан намочил под краном маленькое полотенчико и принялся вытирать мои руки, сначала одну, потом другую, каждый палец, затем очень аккуратно протер вокруг кольца, которое он мне подарил. Я поднялась, и он надел на меня ночную рубашку.

– Мне нужны штаны, – сказала я.

– И штаны тоже?

Я снова кивнула.

– Ладно, – сказал он. – Иди в постель, я что-нибудь найду.

Я пошла в спальню. Бедра у меня липли друг к другу, прокладка уже намокла. Я откинула одеяло и забралась под него, с изумлением отметив, какие чистые у меня руки, как будто ничего и не было.

Джонатан протянул мне свои пижамные штаны. Они были на резинке, в красно-зеленую клетку. Он постоянно их носил: по утрам, когда пил кофе и читал газету, по вечерам, когда валялся на диване и смотрел фильмы. Я до сих пор их храню.

– Но они же будут все… – начала я.

Он покачал головой:

– Ну и что.