Седьмая ложь

«А что насчет Рима? – торопливо прошептал он однажды вечером, когда Марни скрылась в кухне. – Она там уже бывала?»

В Риме она не бывала, о чем я Чарльзу и сообщила. Короче говоря, в результате всех этих бесконечных обсуждений я оказалась отлично осведомлена о планируемом маршруте молодоженов. Так что в то утро я рисовала в своем воображении, как они прибывают в аэропорт, коротают часы до вылета в лаундже, сидят бок о бок в своих креслах в самолете, а потом ждут у транспортера, когда приедет их багаж. Я представляла, как они смеются, пытаясь уместить свой скарб в крошечный багажник арендованной машины, как рука Чарльза по-хозяйски лежит на бедре Марни во время поездки. Я видела вход в их первый отель, фиолетовый диванчик в их номере, пейзажный бассейн, окруженный гамаками, с видом на виноградники. Я была в курсе каждого их шага, и все эти недели живот у меня сводило от боли. Понятное дело, муки ревности, вот что это такое. Я любила Марни, хотела, чтобы она наслаждалась медовым месяцем на полную катушку, и одновременно остро сожалела, что не могу разделить его с ней.

Мы с Марни раз или два выбирались вдвоем на море, ездили по сомнительным пляжным местечкам, где злоупотребляли коктейлями ядерных цветов, после которых на зубах скрипел сахар, и жарились на солнце, причем загорала только я, а она в сравнении со мной как будто становилась еще бледнее. Мы спали в одной постели – абсолютно без всякой задней мысли, держались за руки, когда в полете наш самолет начинало трясти, и вместе решали проблемы на паспортном контроле. И это было далеко не все. Мы смеялись, сплетничали и поверяли друг другу свои секреты. Мы были единым целым – с шутками, понятными только нам одним, общими чемоданами и дешевенькими веревочными браслетиками, которые ничего не стоили, но так много значили.

Однако, с тех пор как она познакомилась с Чарльзом, мы с ней ни разу никуда не съездили.

Все это она теперь делила с ним: постель, чемодан, секреты.

Две недели я думала о Марни и ее муже – вернее, вспоминала о них от случая к случаю, но каждый раз с леденящим ужасом, и мою грудь точно стискивал тугой обруч. Я чувствовала, что наши корни расплетаются, и это казалось шокирующим и неприемлемым. Прежде мне и в голову не приходило, что такое возможно!

Марни позвонила поздно вечером, сразу же после того, как они вернулись домой из свадебного путешествия. Я почти уже спала. Однако ей не терпелось узнать мои впечатления от ее свадьбы, то, что запомнилось мне больше всего. Я рассказала ей про Эллу, ее шестилетнюю племянницу, – на малышке к концу первого танца из одежды остались одни носочки и трусики, а лоб был усеян бисеринками пота, так усердно она скакала и кружилась. Я упомянула брата Марни, пьяно клевавшего носом за столом во время речей. Не забыла я и регистраторшу – та застряла в пробке по пути на торжество и слала панические сообщения, хотя запас времени до начала церемонии у нее был.

Марни рассмеялась, узнав, что сырная башня рухнула, едва ее разрезали. Она вздохнула, и в этом вздохе явственно слышалась улыбка, когда я сказала ей, что ее родители еще долго продолжали танцевать после того, как музыканты закончили играть и уборщики принялись приводить зал в порядок.

– Так приятно все это слышать, – проговорила она. – У меня такое чувство, что я столько всего пропустила! Я распланировала все до мелочей, но, с другой стороны, физически невозможно было оказаться во всех местах сразу. Осталось еще дождаться всех фотографий. Часть мы уже получили. Что-то около десятка, самые лучшие, и кое-где ты отлично получилась. Ты же придешь к нам в пятницу? Я тебе покажу.

– Может, сбросишь их мне прямо сейчас? – спросила я.

Мы фотографировались у арки, украшенной цветами, – сначала только новобрачные, потом все вместе, потом маленькими группами: родители, братья и сестры, друзья. Нас расставляли по местам, просили улыбнуться и тут же выдворяли из кадра прочь. Я не знала, есть ли среди этих фотографий снимки, где только мы с ней вдвоем, но очень на это надеялась.

– Конечно, – отозвалась она. – Я перешлю тебе письмо от фотографа. Там есть одна совершенно уморительная фотография моих родителей, невозможно удержаться от смеха.

– Я еще тогда подумала, что они отлично держатся.

– Ну да, – согласилась Марни. – Я тоже так подумала. Хотя – и это очень на них похоже – они, оказывается, были во Флоренции одновременно с нами. У мамы там проходила какая-то конференция – что-то на тему аллергии, – а папа решил поехать за компанию. Думаешь, они хоть слово мне об этом сказали? Не-а. Или предложили там встретиться? Вместе пообедать или поужинать? Не-а.

Она всегда была склонна видеть в родителях худшее, выискивать в их поведении доказательства безразличия.

– Не уверена, что это так уж плохо, – заметила я осторожно. – Может, они просто не хотели помешать вам наслаждаться друг другом в медовый месяц?

– Ну конечно, можно это предположить, – сказала она. – Но мне лично так не кажется.

Я зевнула, очень надеясь, что Марни расценит это как сигнал закругляться, но она продолжала.