Седьмая вода

Арсений резкими движениями натянул мне свои ботинки и, подняв голову, посмотрел в глаза открыто, позволяя увидеть всю яростную силу своего вожделения, всю дикую мощь жестоко скручиваемой потребности, и я не посмела отвести взгляда, безнадежно пойманная и бескровно побежденная этой предельной безмолвной откровенностью. Стремительно встав с колен, дернул меня на себя, совсем не трепетно и осторожно, а как притягивают к себе свое. Атака его рта была краткой и агрессивной, но не жадной. Не поцелуй-ласка или утешение, не требование большего. Скорее уж клеймо, клятва, подведение черты и обещание.

Над головами опять громыхнуло, отрезвив нас и вынудив Арсения с тихими чертыханиями начать движение обратно в сторону нашего временного убежища. Я почти машинально скакала с камня на камень, стараясь держать равновесие и не наступать на уже начавшую подмокать под редкими крупными каплями землю, и с удивлением понимала, что и здесь мой «братец» оказался прав: мне было даже немного жарко — то ли после ледяной ванны, то ли от обжигающего поцелуя, а силы, казалось, вернулись в таком объеме, что хоть сию минуту бери рюкзак и иди дальше, куда командир велит.

В благоустроенный дольмен (да простит нас упокоенный в нем тысячи лет назад великий шаман) мы забрались уже под звуки мерно стучавшего дождя. Сеня, не промолвивший от самого ручья ни слова, повернувшись ко мне спиной, обустраивал что-то вроде крохотного очага из затащенных внутрь камней. Он разломил о колено принесенный от речушки плавник, самые широкие ветки ровно уложил на дно очага, затем насыпал на них горкой все мои с таким трудом наструганные щепочки, из оставшихся палок сложил вокруг эдакий вигвамчик с явной дыркой в одном из бочков, а затем взял в руки ту самую непонятную мне штуку, показавшуюся похожей на ключ, а на деле оказавшуюся современным непромокаемым вечным огнивом, и принялся высекать искры, стараясь направить их в оставленный в шалашике из прутьев проем. Буквально через три минуты у нас в убежище весело трещал костерок, на который Арсений умудрился приладить свою эмалированную кружку с водой и веточками найденной по дороге земляники и самого первого, начавшего зацветать чабреца. По верхнему камню, служившему надежной крышей, барабанил дождь, подо мной елозил и сердито шелестел используемый не по назначению воздушный змей. А я смотрела в широкую спину Арсения, наблюдая за сокращением на ней мышц, и чувствовала себя как никогда защищенной и потерянной одновременно. Но напряжение и все переживания этого чокнутого дня неожиданно вернулись стократно и скрутились в тугой клубок, который железной хваткой сжал мое сердце и выдавил воздух из легких. Мне было нужно, нет, жизненно необходимо почувствовать сию же секунду что-то еще.

Протянув руки, я положила ладони чуть ниже лопаток Арсения, наслаждаясь реальностью его тепла, отгоняющего растущую панику, и он замер, остановившись на середине вдоха. Его спина словно окаменела и за секунду стала горячее.

— Василиса… — он практически проскрипел мое полное имя, и в каждом звуке — бездна угрозы и предупреждения.

Но это не могло остановить меня сейчас от очередного шага, о котором наверняка пожалею завтра.

— П… Пожалуйста, — прошептала я, едва сама себя расслышав, и, придвинувшись ближе, коснулась губами его плеча.