Когда я ее обнял, она была напряженной в моих руках и как будто мечтала вырваться и убежать. Но это было и к лучшему. Обними она меня в ответ, коснись губ губами, и, боюсь, остановиться я смог бы далеко не сразу, и ни о каких братско-сестринских поцелуях речь бы не шла. Конечно, я не собираюсь скрывать наши отношения, но и делать их всеобщим достоянием сейчас не дело. Во-первых, для начала о своих намерениях я обязан поговорить с Василисой, причем уже без намеков, прямо. А во-вторых, сегодня день Марины, ее триумфа над тяжкой болезнью и счастливого возвращения домой, ну и отца, конечно, а значит, все внимание им.
Естественно, домой машину вел уже я. Василиса сидела рядом и бросала на меня короткие взгляды, от которых, однако, каждый раз мои легкие хапали воздуха сверх меры. Потому что раздражения или холода от нее не исходило. Напряжение, живое электричество, от которого между нами искрил воздух — да, но безразличия не было.
У нас с отцом было запланировано небольшое семейное застолье по поводу возвращения наших женщин, но дорога была еще тяжелым испытанием для Марины, и она уснула на подъезде к дому. Поэтому отец просто отнес ее в кровать, как ребенка, и к нам уже не вернулся.
— Ну, устроим настоящий праздник завтра, — усмехнулся я. — С возвращением, Васюнь!
— Спасибо, Сень! — очень тихо ответила она.
Василиса оглядывала гостиную, высматривая изменения или просто избегая встречаться со мной пока глазами, а я мучительно размышлял, как же начать такую важную для нас беседу.
— Ну как, сильно бросаются в глаза изменения? — спросил, просто чтобы говорить хоть о чем-то.
— Шутишь? — усмехнулась Василиса.
— Почему это? Стены вроде того же оттенка, да и мебель почти копия! — поддразнил я.
— Издеваешься? Была испанская олива, а стала морозная зелень! И мебель даже близко не похожа!
Василиса вроде возмутилась, но когда, наконец, прямо посмотрела на меня, в ее глазах были искры веселья, и мне от этого стало легче дышать.
— Думаешь, Марина сразу заметит? — продолжил я в том же духе.
— Сень, это ее дом! Даже если бы вы действительно смогли все скопировать, она бы все равно заметила! — покачала головой Василиса.
— Васюнь, а поехали ко мне? — о да, я просто мастер изысканных подкатов! Но это не моя вина, между прочим, а Васькина! А все потому, что она стоит в шаге от меня, но все еще дико далеко, и у меня соображаловка начисто отключается. Так что еще удача, что я хоть это сказать сумел.
— А что мы скажем? — Ох, то есть это не ответ «нет»?
— Ничего! Мне давно 18, а тебе? То есть… — Да что я такой гений-то сегодня! — Можем оставить записку на кухне и вернуться пораньше утром…
Василиса покачала головой, и у меня сердце со всей дури ухнуло в желудок. Значит, все-таки нет.
— Давай останемся и просто будем тихими?
— Тихими? — я уже не мог стерпеть расстояние между нами и, шагнув ближе, наклонился к самому ее лицу, ловя прерывистый выдох губами. — Я не видел тебя чертовых три недели… Не трогал, не целовал… не занимался сексом… Ни при каких долбаных обстоятельствах я не смогу быть тихим, Васюнь! Да это и тебе вряд ли удастся, уж я постараюсь. Для тишины тебе придется привязать меня и заткнуть рот кляпом.
Щеки Василисы порозовели, а зрачки расширились так, что зелени и черноты стало поровну. Тонкие ноздри дрогнули, окончательно сбивая этой трепетной реакцией и мое дыхание.
— Может, и не такая уж плохая мысль! — Василиса с неожиданной дерзостью взглянула мне в глаза, и было просто не вариант скрыть, как меня тряхнуло от картинки в воображении. — Хотя, конечно, твой рот я бы использовала по-другому.
Я — голый, привязанный, распластанный на кровати — и Василиса, медленно опускающаяся на мое лицо. Не было раньше у меня такого опыта и даже фантазий, но стоило ей сказать пару фраз, и моя крыша моментально ушуршала.
— Ма-а-ать! — у меня колени стали как из резины, а член дернулся так, что я уже ожидал позорного треска ткани. — Смерти моей хочешь?
— Нет, думаю, живой ты мне нужнее!
То, что уже сейчас творилось со мной, нельзя было назвать просто возбуждением. Наверное, так ощущают себя наркоманы, когда заветной дозой трясут у них прямо перед носом в момент уже нестерпимой ломки. Встань сейчас кто у меня на пути — угроблю и не замечу. Что-то едва заметно царапнуло в дальнем, еще не отключившемся уголке разума. Может, Василиса показалась чуть решительней, чуть раскованней, чем обычно… Самую малость чересчур. Но с другой стороны, разве знаю я ее в этом смысле до конца? Может, просто я так изголодался и отвык за эти три недели, что мне мерещится черте что.
Схватив Василису за руку, я ее прямо-таки поволок из дома. Она смеялась, стараясь не отставать. Усадил ее на пассажирское сидение и стремительно наклонился, запрокинув ей голову. Хотел поцеловать так, что аж губы сводило, но только потерся ртом о ее горло. Если, и правда, поцелую, то никуда мы к черту не поедем! Пристегнул Василису и захлопнул дверь.
— Только на ночь я не останусь, — сообщила она, едва я с разбегу плюхнул зад на сиденье и завел двигатель.