Седьмая вода

— Разумеется. Я же не просто красивая. Я еще и умная. А это намного важнее в любой работе. Не веришь?

— Во что? В то, что ты умная? Верю, конечно.

— Не-а. Вижу, что не веришь. Никто не верит. Все думают, что дети глупые и только и знают, что играть, и мешают взрослым, а это не так. Вот дай мне свой айфон, — и загорелая ладошка требовательно потянулась к моей сумочке.

Неопределенно пожав плечом, я достала новенький аппарат и протянула девочке, ожидая следующий вопрос. Но так и не дождавшись его, просто наблюдала за тем, как мелкая, на мгновение задумавшись, быстро ткнула в экран и молниеносно набрала… черт, непростой рисуночный код, включавший мой телефон!

— Откуда…

— Вот, вот. Об этом я и говорю. Вы думаете, что мы не видим или не понимаем, а мы умные. И на экране твоего телефона не твой парень, с которым тебя в журналах фотографируют, а тот, кто тебе на самом деле нравится. И я его тоже знаю. Это дядя…

Я невежливо прикрыла маленький рот ладонью, с опаской посматривая на болтающих впереди женщин, затем взглянула на девочку и покачала головой, губами показывая: «Не надо».

— Теперь веришь, что я смогу купить бабуле дом в Париже?

— Теперь — верю.

К одиннадцати часам мы уже были возле дельфинария на Большом Утрише. Народу, как и ожидала Леся, набралось не очень много. Скажу честно, я не была особо любительницей ни цирков, ни зоопарков, и всю жизнь искренне считала, что ни один человек, сидящий в клетке с прозрачными стенами не смог бы выдержать больше месяца и не сойти при этом с ума, но Кирилл надо мной посмеивался и говорил, что на самом деле такой максималистский антропоморфизм присущ только детям: лишь они видят в животных мыслящих и думающих существ, а это в корне противоречит нормальной человеческой логике. Но я так и не смогла согласиться с его доводами о преимуществах сытой и безопасной жизни безмозглых животных. И потому царапающее ощущение некоторой неправильности и несправедливости мешало мне наслаждаться происходящим действом. Но зато, наблюдая за реакцией зрителей, подставляя лицо легкому летнему ветерку и с прежней жадностью вдыхая морской терпкий запах, я отрешилась от непроходящей последние дни безысходности и тоски. «Бабуля» снимала выступление на планшет, Настена подпрыгивала и широко распахивала глазенки, когда брызги, поднятые прыжками афалин, долетали до нашего ряда, а Рыж сидела, привычно обнимая и автоматически поглаживая живот, и смотрела на водную «сцену» с непонятной мне грустной улыбкой. В какой-то момент я решилась и, наклонившись к ее плечу, спросила:

— Лесь, все нормально?

Она чуть повернулась ко мне, явив подозрительно блестящие серо-зеленые в рыжую крапушку глаза, и прошептала, шмыгая покрасневшим носом:

— Вот представь, тебя поймали какие-нибудь, ну, йетти или лох-несские чудовища, посадили в свой зверинец, заставили плясать с бубном так, как им смешно, и вынуждают это делать им на потеху каждый день. Ты бы когда их возненавидела? Сразу или через какое-то время? А эти, посмотри, они же в своей стихии сильнее любого дрессировщика, а ведь никому не навредили, детей, вон, на «таблетке» катают, гладить себя разрешают. Мне кажется, что они намного мудрее нас. И лучше. Думаешь, я ненормальная, да?

Я только молча приобняла подругу, подумав, что в ее взвинченном гормонами состоянии эмоциональной бури сейчас, наверное, не лучшее время обсуждать вопросы жестокого и любого другого обращения человека с животными.

По окончанию представления Рыж так целеустремленно двинулась в сторону распорядителей дельфинария, что мы все еле поспевали за ней. Подойдя к нарядной женщине-ведущей, Леся натянуто улыбнулась и спросила:

— Простите, а где можно оплатить сеанс дельфинотерапии?

Та быстро затараторила про кассу, стоимость, уточнила, кто будет «подвергнут» лечению — сама беременная девушка или ребенок — и, после улаживания всех этих моментов, Леся, наконец, соизволила ответить на вопрос встревоженной свекрови:

— Детка, мне страшно за тебя, все-таки дикие животные, вдруг это опасно?

— Надюш, мне просто очень-очень-очень надо. Вот очень-преочень.

Настена в воду лезть не захотела, сказала, что погладит «морских человеков» со ступенек, а я помогла Лесе снять просторный шифоновый сарафан в крохотном закутке, завязала на ней цветастое парео и, сняв сандалии, спустилась вместе с ней в воду мелкого бассейна, где на противоположном, более глубоком краю, кружил дельфин белобочка. Рыж отпустила мою руку и, аккуратно переступая по углубляющемуся дну и разгребая воду руками, двинулась к дельфину. Она отошла от меня всего на пару тройку шагов, когда дрессировщик, заметив ее движение, крикнул:

— Девушка, подождите секунду, я сейчас спущусь к вам!