Седьмая вода

Взъерошенный и злой я ввалился в собственный кабинет, в котором заботящаяся о счетах за электричество уборщица вечно норовила по утрам отключить сплит и открыть окна для проветривания. Стоявшие в комнате жара и влажность давили на мозги так, что хотелось снять кожу в попытке хоть немного избавиться от этого преследующего ощущения липкости и нехватки воздуха. Хорошо, что я еще на этапе строительства предусмотрительно обзавелся в офисе собственной туалетной комнатой с душем. Поэтому, врубив кондюк на шестнадцать градусов и максимальную скорость обдува, я, срывая с себя на ходу пропотевшую одежду, поплелся устраивать себе контрастный душ. Может, взбодрюсь, приду в себя. Хотя мне бы лучше не взбадриваться, а наоборот — расслабиться, а то сейчас снова выйду к народу, а они от меня по всем щелям тикать бросятся. Блин, за время собственноручно устроенной себе опалы я уже столько раз срывался на них, что было реально стыдно перед сослуживцами. В конце августа, как температура спадет, обязательно договорюсь с Шоном насчет аренды их корпоративной базы и вывезу свой народ на длинные выходные, пусть расслабятся, отойдут от начальственного рыка и постоянных раздолбонов. Вот только как самому успокоиться? В своей квартире я жить не могу — стены давят так, что хочется их сломать, в офисе жить продолжать — ребятам уже в глаза неловко смотреть. А дома у родителей не смогу находиться, то есть, находиться — не вопрос, а вот оставаться при этом в адеквате… Сомнительно. Особенно теперь. Если еще до того как, в самые первые дни ее приезда эта, мать его, заноза, преследовала меня во всем — в звуках за стенкой, в тихом шепоте телефонных разговоров, периодически доносившемся до меня через открытые окна, в ярких пятнах ее одежды и белья, сушившихся в прачечной. Я, млин, смотреть не мог на эти крохотные кружевные безобразия, притягивающие взгляд каждый раз, когда спускался с корзиной к стиральной машинке. Я даже как-то поймал себя на том, что уже тяну руку, чтобы прикоснуться к ней хоть так, опосредованно, через шелковый кусочек ткани, который через несколько минут прильнет к ее коже — еще более нежной и гладкой, чем труд сотен безмозглых гусениц. Да твою ж дивизию, я превращался в слюнявого идиота, дрочащего на украденный фетиш! Да, да! Знал бы кто, что я так и не сменил в офисе постельное белье, пропитанное запахом нашего секса, ее волос, ее тела, и спал теперь только на нем, как, мать его, сопливый пацан, вдыхая до боли в ребрах. С этим надо что-то делать. Ведь так не может продолжаться? Слава Богу, Марина выкарабкалась и уже дома. Отец трепетно ухаживает за ней. А я, получается, сколько уже околачиваюсь в офисе? Вторую неделю? Или третью? Да какая, нах, разница. Вечность уже. Вечность без моей Васьки, без ее взглядов, улыбок, смеха, тихих стонов, рваных вздохов… Стоя-а-а-ть, а вот тебе ледяной водички… И ладно мужики, побухтят-побухтят, но стерпят. А вот немногочисленные девицы в конторе… Это да, проблемка может вырисоваться. Светка секретарша уже косится вовсю и перешептывается с грымзами из отдела кадров. «Разгоню на хрен», — злобный рык заклокотал в груди. «Вот только пускай попробуют…»

Что должны попробовать грымзы-кадровички, додумать я не успел. Мобильный завопил «Radioactive» дурным голосом Рыж. При всех своих достоинствах «сестренка» не то чтобы не умела петь, она даже намека на голос не имела, но радостно вклинивалась со своими воплями подпевать любимым группам, звучащим из ближайших динамиков. Чем заслужила подпольную кличку Баньши, на которую, услышав пару раз из уст любимого, обижалась до слез — искренних, детских, прозрачных, крупных слез. В один из таких моментов я, желая спасти ситуацию, попросил ее напеть что-нибудь на мой телефон, чтобы, типа, мог в одиночестве наслаждаться ее ангельскими песнопениями вдали от необразованной черни, неспособной оценить бархатистые переливы ее грудного контральто. Слава Богу, звонила она мне нечасто, скажем так — супер редко. Что, с одной стороны, не могло не радовать с точки зрения сохранности рассудка человека с тонким слухом, а с другой стороны, вот именно сейчас моментально включило иррациональный тревожный звоночек — противный такой, свербящий аж до зубной боли.

— Привет, Седенький, — как-то слишком бодро завопила Рыж. — Как твои дела?

— Э-э-э, да как бэ… А твои как дела?

— Пока не родила. Но уже вот-вот. Причем прям совсем вот-вот, воды отходят и раскрытие уже шесть сантиметров, вон даже пробочка уже вышла, — бодрый голос вдруг дрогнул и сменил тональность на торопливо просящую. — Седенький, солнышко, ты же не бросишь меня в терновый куст, да? Не спалишь меня Шончику, а? Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, Седенький, ты мне нужен как мужчина, в смысле, не как совсем прям мужчина, но мне очень нужны твои мужские сильные руки. И ноги. И спина, А-а-ань, спина же тоже нужна?

— Стоп, — я яростно потер переносицу свободной рукой. — Рядом адекватный кто-то есть?