— Послушай, девочка, у мамы есть я, и тебе не обязательно приносить все в жертву. — Максим Григорьевич шагнул ко мне и как-то неуверенно положил ладонь на плечо.
— Нет, обязательно. И нет никаких жертв. Я так хочу.
— Ты просто не доверяешь? Думаешь, не справлюсь? В этом причина?
— Да нет же! Я, безусловно, верю в ваши силы и желание, но есть вещи… интимные. Которые я, допустим, не хотела бы, чтобы для меня делал мой мужчина… муж. По крайней мере, я бы на ее месте постоянно бы чувствовала себя неловко. Понимаете?
И это была чистая правда. Мне казалось, что мама бы со стыда сгорела, если бы Максиму Григорьевичу пришлось подмывать ее и менять пресловутые подгузники. А без этого не обойтись, доктор мне все объяснил. Хотя, может, я просто не понимаю степени близости возможной между людьми, давно живущими вместе, и напрасно лезу тут со своими домыслами.
— Я считаю, Василиса права, — раздался прямо за спиной голос Арсения, и я вздрогнула так сильно, что это наверняка не ускользнуло от его глаз. Тут же разозлилась на себя за эту не поддающуюся контролю реакцию.
— Но дело не только в этом, — продолжил он, подходя так близко, что я ощущала его дыхание, щекочущее мой висок и щеку, и я едва сдержалась, чтобы резко не отшатнуться, потому что мне показалась — кожу словно обожгло. — Я полагаю, что у нас, уж извините меня, нет достаточно знаний и навыков, чтобы сделать все идеально. А одного нашего желания помочь недостаточно. Ну, по крайней мере, поначалу. Нам нужен кто-то с опытом, тот, кто хотя бы научит нас, как и что правильно, а что делать не стоит.
Я опешила не столько оттого, что Арсений поддержал меня, сколько оттого, что он совершенно естественно и убежденно произносил это «нас и наших». Так, словно этим он нас по умолчанию объединял… как в нормальной семье.
— Я не доверю Марину чужому человеку! Ни за что! — мгновенно взвился Максим Григорьевич, будто ему предложили совершить нечто святотатственное.
— Я тоже никогда бы о таком просить не стал, пап! У нее будем мы, но я предлагаю еще и нанять профессиональную сиделку, хотя бы на первых порах, до тех пор пока и мы, и Марина освоимся в этом новом качестве, наладим быт и изучим все тонкости ухода.
— Поддерживаю, — пробормотала я, не веря собственным ушам. — Считаю, что это будет разумным решением.
— Чем она лучше меня, эта сиделка? Я могу делать все то же, что и она! — Теперь этот огромный мужчина звучал действительно обиженно.
— Можешь, пап, никто и не сомневается. Вот только ты уверен, что точно знаешь как правильно? — в голосе Арсения были одновременно и настойчивость, и мягкость, и такого я от него никогда прежде не слышала.
— Дядя Максим, никто не говорит о том, чтобы сбросить маму на постороннего человека. Будем воспринимать ее как учителя для нас и как еще одно средство для скорейшего маминого выздоровления, — снова поддержала я Арсения. Ну не начинать же мне глупо упрямиться, просто чтобы противоречить ему?
Максим Григорьевич, продолжая хмуриться, повернулся к нам спиной. Постояв так с минуту, он шумно вздохнул.
— Ну ладно. Если вы оба уверены в том, что это необходимо, то так и сделаем. Но спать я все равно стану здесь.
— А вот это на твое усмотрение, — легко согласился Арсений, а я снова напряглась, лихорадочно обдумывая, как лучше подойти к вопросу о разговоре. Но, как и в случае с телефонным объяснением с Кириллом, ничего нужного сейчас не приходило в голову. Не спрашивать же мне прямо тут у Арсения, какие у него планы на ближайший час и не могли бы мы подняться к нему или ко мне. Я невольно поежилась, представив его ответ.
— Я хочу что-нибудь организовать на ужин, — только и сумела выдавить я, обращаясь к обоим мужчинам, хотя важен был ответ одного. — На вас рассчитывать, или вы будете ужинать не дома?
— Я никуда не собираюсь, — ответил Максим Григорьевич.
— Хотите что-нибудь определенное?
— Нет, Васенька. Съем все что угодно, — мужчина уже отстранился от нас, уходя в свои мысли.
— Я тоже дома и даже готов тебе помочь. — Каким-то образом Арсений сместился и теперь стоял прямо передо мной. Слишком близко.
— Что, прости? — Я невольно зацепилась взглядом за линию скул и подбородка Арсения с двухдневной темной щетиной и соскользнула к его рту. Вдохнула резко и поняла, что сжимаю кулаки от того, что исходящий от него запах моря, ветра, сильного мужчины ударил в голову, как сильноалкогольный коктейль. Тут же сердце ухнуло вниз, и я едва успела остановить свои пальцы на пути к губам, которые вдруг заполыхали от краткого, но острого воспоминания. О прикосновении. О вкусе. О шепоте и дыхании.
— Говорю, что приму душ и собираюсь помочь тебе готовить. Не возражаешь? — Привел меня в чувство голос Арсения.
— Нет, не возражаю, — ответила я и, развернувшись, пошла, едва сдерживая желание бежать, как в детстве, в свое убежище за дверью моей комнаты.