Седьмая вода

Едва я снова обрела способность соображать и дышать, Арсений практически оттащил меня, еще едва переставляющую ноги от стены, около которой взорвал мозг, вытворяя какое-то безумство своими пальцами. Он усадил меня в кресло и стремительно рванул к дивану. Резким движением разложив его, метнулся к большому шкафу-купе у дверей в душевую. Оттуда принес постельное белье, подушку и пушистый плед и попытался застелить диван, морщась от боли в руке. При этом у него было такое напряженное, почти злое лицо, а движения настолько дерганные и торопливые, как будто от скорости, с которой простынь окажется на месте, зависела его жизнь. Он ругался сквозь зубы и бросал на меня взгляды, смысл которых был теперь абсолютно однозначен для меня. Это было желание. Нет, не так. ЖЕЛАНИЕ! Безусловное, заполняющее собой все пространство кабинета и создающее между нами искрящую мощнейшим электричеством дугу. Потому как у Арсения просто не могло быть ничего умеренного, сдержанного. И мне это нравилось. Вообще все. И то, как голодно он смотрит, не пытаясь прикрыть флером цивилизованности или вежливости свою физическую потребность. И это нетерпение, демонстрируемое тоже совершенно открыто. И особенно моя собственная реакция на все. Понятия не имею, в какой момент это произошло, но вот только все мои сомнения и глубокие раздумья исчезли вместе с попытками заглянуть вперед. Я что — ясновидящая? К черту все это! Арсений открывался передо мной без всякой оглядки, предлагал сделать мне выбор, хотя бы попытаться. И что, после этого я позволю себе отказаться, даже не попробовав, просто потому что априори считаю его неспособным на тот тип отношений, который является правильным и единственно возможным для меня? Но, во-первых, кто сказал, что я права с этой своей верой в «раз и навсегда», и что все, кто на это неспособен, порочны и эгоистичны, а во-вторых, между нами все уже происходит, и чего уже дергаться? Тем более, если учесть, что никогда в жизни я не чувствовала себя лучше чем тогда, когда Арсений так близко — кожа к коже. Катись оно все, я хочу этого, хочу всего, а что там дальше выйдет… да какая разница! Я поднялась на еще ватных ногах и отняла у него простынь.

— Я смотрю, ты готов к любому повороту событий, — проворчала я, даже удивляясь, насколько сварливо звучу. Но мысль о том, что появились постельные принадлежности тут не сегодня специально к моему появлению и незапланированной ночевке, была чрезвычайно раздражающей. Василиса, тебе плевать, помнишь? Здесь и сейчас! Кто был — пофиг, кто будет… вот с этим заминка, но я справлюсь.

— Просто спроси, — Арсений наклонился и провел языком по моему позвоночнику, отчего все мое тело снова наполнилось электричеством. Я промолчала, делая вид, что очень увлечена устройством нашего ночлега. — Васю-у-унь, спроси!

— Не хочу! — Вру, очень даже хочу!

— Я не водил сюда никого. — Я постаралась не подать виду, но в кабинете вдруг стало легче дышать. — Работа это работа. В квартиру — да, но здесь никого не было.

А вот без последней информации я бы прекрасно прожила!

— А зачем тогда все это? — я подняла подушку, все еще остро желая двинуть ею Арсения по голове.

— Я часто работал допоздна, а ехать домой было неохота, — он опять уничтожил расстояние между нами, обхватив меня за талию и неожиданно повалив на диван.

— Эй! Я еще не закончила готовить наше спальное место, — старалась говорить строго, но не смогла сдержать улыбку, когда он, навалившись всем телом, начал бесстыдно тереться о мою обнаженную грудь своей, облизнул шею медленным, будто ленивым движением, от которого у меня поплыло в голове и стало совсем не до смеха. Почему вообще о сексе говорят как о веселье? Наверное, мне не достает опыта, умения расслабляться, или чувство юмора ущербное, потому что когда Арсений прикасается ко мне, способность придумывать или воспринимать нечто остроумное у меня отшибает начисто. А-а-а, собственно, и кому вообще это нужно, когда все так!

— Да пофиг, Вась. Спать-то никто не собирается. — Горячее дыхание дразнило влажную кожу, и я прикрыла глаза и расслабилась под ним. И в самом деле, пофиг! Ладонями скользила по находящимся в постоянном движении мышцам его спины. Боже, его тело — это какое-то сокровище, и прикасаться к нему — удовольствие на грани экстаза. Я не хотела больше никогда отрывать от него своих рук. Трогать, нюхать, сжимать, облизывать, ощущать тяжесть на себе, трястись и лишаться любого контроля, когда он внутри.

Здоровую руку Арсений просунул под мои ягодицы и сжал сквозь джинсы. За каким чертом я их еще не сняла? Я раздвинула ноги и обхватила ими поясницу Арсения, по-настоящему, без тени сомнения наслаждаясь тем, как это ощущалось. А когда он сильно потерся об меня, то вообще перестала соображать и просто впилась пальцами в его ребра, утыкаясь лицом в ключицу. Почему все, что он делает, самые простейшие движения должны быть настолько убийственно приятными?