Седьмая жена

– Ого. Мне попалась способная ученица. Я не женат. Овдовел два года назад. Несчастный случай. Когда-нибудь я расскажу вам, как это произошло. Но сейчас не хочется о печальном. Давайте вернемся к теории пассов. Вообще, умение правильно расшифровывать их и правильно реагировать – тоже большое искусство. Особенно для женщины. Особенно если она получает пасс будучи на людях. Или даже на работе. Допустим, она работает в парикмахерской. И ловит на себе масленые взгляды клиента. Который заходит бриться каждый день. И всегда старается сесть в ее кресло. Конечно, профессия парикмахерши дает больше возможностей для ответного пасса. Можно, сбривая усы клиента, оттянуть кончик его носа и сопроводить это прикосновение нежным, укоризненным, никому не заметным покачиванием из стороны в сторону. Или прижать бедром его ладонь, лежащую на ручке кресла. Или, заправляя салфетку ему за воротник, скользнуть пальцами чуть глубже, чем нужно. Или проделать и то, и другое, и третье, и продолжать посылать эти пассы, и придумывать другие, и посылать их тоже, не дожидаясь ответных, не подчиняясь кодексам скромности, забрасывая, затягивая себя и его, как в быстрый танец, как в спуск с горы на санях – все теснее друг к другу от страха, от скорости, от ветра.

От ветра в то лето в городке падали старые деревья, их тяжелые ветви часто рвали провода, и в парикмахерской умолкали фены, холодели сушилки, останавливалось жужжание стригущих машинок, и они с Пегги выходили вместе, как будто случайно, как будто им по пути. Ей никогда не было с ним скучно. Она не верила ему, когда он говорил, что знаки нежности и приязни могут, наверно, тоже надоесть, что их нужно разнообразить, дозировать, дожидаться ответных, набивать цену. Нет, она хотела только так – потоком, одно за другим, улыбкой и касанием, касанием и подарком, обнять за плечи и взмахнуть рукой, взмахнуть рукой и позвонить посреди ночи, а дальше все сначала, то же самое, не бойся, не надоест.

Даже в ту пору, когда все пассы остались уже позади за ненужностью и он, приходя к ней вечером, приносил цветы, она просила, чтобы он оставлял букет в прихожей и вносил ей цветок за цветком в течение вечера, и радовалась каждому по отдельности. Один она ставила в вазочку перед собой, пока они ужинали. А следующий втыкала в волосы, когда они танцевали. А о третий терлась щекой, пока они смотрели телевизор. И эта игра в дарение цветов помогала им заполнить время до ухода подруги, с которой она делила квартиру. Нет, подруга все знала про их роман и ничуть не возражала, и комната ее была отделена коридором. Но все же громкое пение могло бы донестись до нее и помешать готовиться к экзаменам. А Пегги знала за собой эту слабость к пению в последний момент, и немного смущалась, и предупредила его заранее, чтобы он не пугался, если она начнет не стонать, а петь во весь голос. Слух у нее был не очень хороший, но она знала десятки оперных арий и – не смущаясь – перескакивала от «Зачем вы посетили нас?» Татьяны Лариной к «Стрела не так быстра» предательницы Далилы и заканчивала самозабвенным криком Кармен: «Но крыльев ей вам не связать!» Забыв слова, она могла вставлять и отсебятину и где-то фальшивить, но один верный поклонник ее талантов, музыкально бездарный, но импульсивный и отзывчивый, всегда срывался с места на ее пение, даже если она начинала напевать в машине, и мешал Антону следить за дорогой.

Она верила в приметы. Но только в счастливые. Выходя по утрам из дома, она загадывала, кого увидит первой: кошку или белку? Кошка у нее была к удаче, а белка – к нежданной радости.

Если в очереди на автобусной остановке было больше женщин, это обещало встречу со старой подругой, а если мужчин – с приятным незнакомцем. Бегун, повстречавшийся на улице, был к деньгам, а велосипедист – к подарку.

Все ее любили, все ею любовались. Так ей казалось. Квартирная хозяйка оставила раскрытый зонтик в прихожей не потому, что забыла, а именно для нее, чтобы защитить от дождя свою любимую квартирантку. И полицейский пропускал на перекрестке их автобус без очереди, потому что заметил ее в окне. И клиенты валили к ним в парикмахерскую не из-за дешевых расценок, а из симпатии к ней. И в магазине кассирша говорила ей «хелло» по-особому, не как другим. И в церкви Мадонна знала ее по имени и выделяла, и каждый раз, молясь ей, она начинала с того, что обязательно называла себя по имени и фамилии, словно звонила по телефону в перегруженную делами контору.

Нет, попадались, конечно, люди, которые были с ней грубы, неприветливы, даже злы. Но эти вызывали у нее неудержимый смех. Это были какие-то чудаки, какие-то лунатики, не от мира сего, какие-то ходячие анекдоты.

– Представляешь, – рассказывала она со смехом, – клерк в банке отказался сегодня дать мне наличные по чеку. По моему собственному чеку! И говорил так, будто его душили. «Вы знаете нашши-и-и правила, нужж-но-о удостоверение личности…» Я так смеялась.