Одному генералу подарили книгу, и он ее прочитал. Книга называлась «Чапаев». Про героического комдива он, разумеется, слышал. И немудрено, вся Россия знает анекдоты про Василия Ивановича, Петьку-ординарца и Анку-пулеметчицу. Если мухи – разносчики заразы, то анекдоты – разносчики славы. Крысы и телевизоры – уже после них, на вторых ролях. Анекдоты он слышал еще курсантом, а книгу прочел в солидном возрасте, когда усвоил, что хороший солдат обязан стремиться стать генералом, и увидел, что далеко не у всех это получается. Скромные мечтатели до лампас не дослуживаются. Он смог, однако взятая высота оказалась не то чтобы пустой, но ожидания и надежды не оправдались. Тут-то книга ему и подвернулась. Прочитал и понял, чего ему не хватает. Славы! Более того, книга подсказала самый короткий путь к ней, вожделенной. Благодаря ей он ясно увидел, откуда появились не только анекдоты, но и сам Чапаев.
Фурманов, Фурманов и еще раз Фурманов.
Генерал вызвал своего особиста и приказал срочно собрать всю информацию об авторе романа. Особист сильно удивился, но приученный не обсуждать приказы, отдал честь и отправился выполнять задание.
Через неделю генерал узнал, что Дмитрий Андреевич Фурманов рожден в селе Середа Нерехтского уезда Костромской губернии. Отец его был крестьянином, позднее приписавшимся к мещанскому сословию и перевезшим семью в Иваново-Вознесенск. Студентом Московского университета Фурманов ушел на фронт, но в боевых действиях не участвовал, служил братом милосердия. Стихи стал сочинять в юности. У большого поэта выбора нет, он прикован к своей лире пожизненно. Перед слабым поэтом выбор весьма богатый, впрочем, как перед любым молодым человеком, лишенным яркого дарования. Не пытаясь оригинальничать, Фурманов пошел в политику. Все-таки надо признать, что слушать стихи приходят пресыщенные, а на митинги сбегаются голодные. Красивые призывы к новой справедливой жизни доходят быстрее туманных образов. Конечно, зажечь, заворожить толпу, заставить ее поверить в лозунги дано далеко не каждому. Но у него получалось. И ему это нравилось. А почему бы и нет, если получается. Особенно если среди сотен устремленных к трибуне глаз вдруг высвечиваются распахнутые глазищи романтичной гимназистки. Когда пришло время перейти от слов к делу, Фурманов без колебаний попросился на фронт, в действующую армию. Ему предложили на выбор несколько дивизий. Фурманов хотел пойти к Азину. Но тот предпочел другого комиссара.
Кто такой Азин, генерал вспомнить не мог, и это стало дополнительным подтверждением его правоты, поскольку, окажись Фурманов в его дивизии, теперь бы пришлось вспоминать, кто такой Чапаев.
Особист у генерала службу нес добросовестно, разумеется, в своем понимании добра и совести, но тем не менее. Провел дотошную перлюстрацию писем, изучил дневниковые записи, сравнил их с показаниями свидетелей и пришел к выводу, что разрабатываемый объект является человеком сдержанным, трезво понимающим, какие материалы можно доверять бумаге, а какие целесообразнее оставить в голове. Ни в письмах, ни в дневниках не было обнаружено даже намека на очернение образа Чапаева, и при этом командир дивизии оставался живым человеком, а не лакированной марионеткой. Особенно ярко характеризовал будущего биографа серьезный конфликт из-за женщины, разгоревшийся между ним и Чапаевым. Штабное начальство, естественно, узнало о скандале, но Фурманов не опустился до того, чтобы делать его достоянием истории. В романе женщина не появилась, а в кино, выведенная под именем Анки-пулеметчицы, кружит голову не комдиву, а молоденькому ординарцу, и предусмотрительный автор использует классическую схему, по которой дворовая девка из постели барина выдается замуж за кучера.
Не остались без внимания и литературные пристрастия Фурманова: его высокомерное отношение к поэзии Тютчева, неуемные восторги стихами Безыменского, пренебрежительность к Ахматовой, враждебность к Волошину и Замятину.
Все материалы были тщательно проверены, проанализированы и в компактном виде доложены генералу.
Предупреждение о возможном конфликте из-за женщины генерала ничуть не встревожило, последнее поражение на этом фронте он потерпел в чине старшего лейтенанта, после которого было одержано множество побед на любой вкус, от громких до строго засекреченных. Литературные заблуждения и склоки на писательской кухне генерала не волновали. Опускаться до подобных мелочей казалось недостойным. А напоминание о том, что после выхода романа Фурманов сумел воспользоваться успехом для административного роста, не только не насторожило генерала, наоборот, привело в восторг.
«Молодец! – воскликнул он. – Плох тот писатель, который не мечтает стать министром культуры. Когда буду президентом, обязательно учту».
В конце доклада, уже сверх программы, особист счел нужным доложить, что некто Пелевин тоже написал книгу про комдива Чапаева. И эта инициатива генералу не понравилась.