Седьмая жена Есенина

Кстати, я тебе врал, что знаком с Куваевым. Никакой он не Олежка для меня. Но может, скоро познакомимся. Интересно, как он там? С кем чифирит и кого пинками гонит от своего костра? Догадывается ли, что его здесь почти забыли? Кончилась романтика. Была и нету. А может, и не было ее? Просто гуляла девка, полыхая румянцем и хлопая ресницами, да некстати в баньку заглянула, сауну захотелось испробовать, и выбралась оттуда, не заметив по пьянке, что весь макияж отмылся. Для кого-то, может, и так, но не для меня.

Хорошую водку оставили старшие собратья по перу. Гастрономические вкусы у них значительно утонченнее литературных. Жаль, что бутылка мала. А до утра еще долго.

И как ни крутись, сколько ни виляй, а придется говорить и ПРО ЭТО, иначе и начинать не стоило.

Нет, пожалуй, еще чуть-чуть приму.

Какие женщины становятся музами? Не самые добропорядочные – это уж точно. Чаще всего – стервозные. Только и стерва стерве рознь. У одной все откровенно, с вызовом и напоказ. Принимайте, мол, такую, какая есть, чтобы потом уже без претензий. И принимают, кидаются в омут, закрыв глаза и заткнув уши. Правда, несмотря на честные предупреждения, претензии потом все-таки появляются, но это уж слабость наша. Зато иные на первый взгляд сущие ангелы. Особенно если внешность подобающая. В конце концов под нее и подстраивается поведение женщины. Лариска – муза Кости. На свадьбе все умилялись – какая красивая пара. Жених с утонченным интеллигентным лицом и миниатюрная невеста с распахнутыми глазищами. Но не ангельским ликом околдовала третьекурсница молодого кандидата наук, а умением восторженно слушать, постоянной уверенностью, что ее мужчина самый умный. При ней Костя стал забывать, что он посредственный поэт, по крайней мере смирился с фактом без особых мучений и все силы бросил на свою филологию, на умные статьи, на то, чем до Лариски занимался без желания, отбывая обязаловку. Кстати, именно она подсунула Косте мои стихи. А потом и со статьей поторопила. Начинал он рецензиями на Андрея. Каждый сборник отмечал и что-то находил в нем. После газетных рецензий большую статью, можно сказать, очерк творчества в журнале напечатал. Достаточно убедительный. Он и мне пытался доказать, что Андрей настоящий поэт. Я сильно не спорил. Не хотелось Костю обижать. Но если честно признаться, я не совсем понимаю, кого можно называть настоящим поэтом. Не по нутру мне все эти пьедесталы и ценники. Тот же Андрей – пишет легко и очень много. Наверно, оттого и улыбчив. Но за его легкость расплачиваются стихи, они тоже какие-то легковесные, хотя внешне кажутся весьма привлекательными. Когда случилась дурацкая стычка с мордобоем, я перестал заходить к Косте и вообще боялся показываться им на глаза. Лариска сама отыскала меня и спросила, как все произошло. Я объяснил. Даже извинился перед ней, что ударил их старого друга. Стоял, мялся, как мальчишка. А она вдруг заявила, что извиняться не надо ни перед ними, ни перед Андреем – тот получил заработанное. Что угодно от нее ожидал, только не этого. И голос был такой жесткий, непривычный для нее, и грудь от возмущения заволновалась. Стою, хлопаю глазами и боюсь, как бы и мне под горячую руку не попасть. Но она быстро успокоилась, в голос возвратились привычные, немного ахмадулинские, нотки, начала прощаться, а потом вдруг спросила, как я вообще отношусь к стихам Андрея. Обрадованный прощением, я сказал, что поэт вполне приличный, претензии, разумеется, есть, но они у меня даже к Павлу Васильеву имеются. Еще что-то нес вполне миролюбивое. Она и дослушивать не стала. Усмехнулась, подняла головку и прочла стихотворение, достаточно длинное, и при этом ни разу не сбилась. Голосом ничего не выделяла, почти монотонно, с какой-то подчеркнутой безразличностью. Стихи были о любви. Достаточно откровенные, но изящные. Она закончила читать. Стояла молча, но во все глазищи требовала ответа. Заставлять себя не потребовалось. Я искренне похвалил…

А два часа спустя, зажатый попутчиками в автобусе, догадался, что стихи о ней. Пришел домой, покопался на полке и нашел сборник Андрея, изданный два года назад. Перечитал стихотворение. Никаких сомнений. Она. От слов исходил запах греха. Я даже видел их потные слившиеся тела. Хотя ни о чем таком не говорилось. Но где-то там, в полумраке, за полупрозрачными шторами угадывались контуры влюбленных и слышался невнятный, но горячий шепот. Удачное получилось стихотворение. Случайно вырвалось, можно сказать. Не ожидал я подобного от Андрея. А уж от Лариски-то…

Жалко стало Костю. Но против нее даже намека на осуждение не промелькнуло, хуже того… Зверь учуял запах самки.

Написал. Выдохнул. Теперь надо выпить.

Тоска. Плакать хочется.

Прости, Люська, представляю, каково тебе читать этот бред, сволочь я последняя, но остановиться не могу.