— Да я уже счастлив! — дурачась, подпрыгнул Бунн, взъерошив свои каштановые с медным блеском волосы. — Ты, наконец, вернулась! И я, я, я, это сделал! Ура мне! Это …очень выгодно для меня, теперь тебя можно эксплуатировать по полной программе. Будешь готовить нам еду, заниматься уборкой, стоять со мной на вахте, в общем, женщина в одинокой берлоге интересного мужчины может по-всякому пригодиться! — Он ещё что-то хотел добавить, но, вскрикнув, стал уворачиваться от полетевших в него предметов.
Теперь Бунн стал фиксировать сначала её скупые улыбки, затем ироничные замечание, даже когда она начинала с ним спорить и огрызаться, это тоже он с удовлетворением не пропускал. Потом заметил её первую шутку и попытки дурачества. Каждый раз, когда она начинала впадать в ставшее ему ненавистным молчание, он начинал её тормошить, нервировать колючими эпитетами, нагружать поручениями или просто мурлыкать песни. Энн училась рядом с ним улыбаться заново, только теперь эти улыбки ложились ей на лицо, не трогая глаз. В глазах была всё та же печаль, бездонная серая грусть, в которой она топила свою боль.
Именно своей неординарностью, своим ярким темпераментом Бунн и вытащил её из депрессии. Судьба протянула ей такую экстравертную соломинку, за которую она подсознательно и ухватилась. Выходки Бунна невозможно было предугадать, и каждый раз он заставал её врасплох, в своём стремлении не давать ей покоя, не оставлять наедине с тоскливыми мыслями, втягивая её в свою игру. Как только он видел задумчивый взгляд Энн и её сморщенный лоб, он мог подсунуть ей чашку чая, в котором вместо сахара была соль, или наоборот слишком много сахара, или бросал ей за шиворот снег.
Или, например, как в этот раз, когда эту сцену смог пронаблюдать и сам Натан, благодаря постоянно подключенному колоризу: Энн облокотившись на руку, глубоко задумалась, не слушая, о чем её спросил Бунн. И вдруг, на весь узел связи, загремела музыка бергамского ритма, мелодичная живая и зажигательная. А Бунн, как ни в чем не бывало, напевая какие-то жуткие слова, с самым нелепым видом, подхватил её с места и принялся кружить в танце растерявшуюся Энн, то, притягивая её к себе, то, отталкивая в сторону, не отпуская руки, то запрокидывать её назад или приподнимать за бёдра. И всё это он проделывал так быстро и умело, что она не могла не поддаться, расхохотавшись от всего сердца, с этого крепкого сильного военного, который с таким мальчишеским видом вытворял такие смешные па.
— Бунн, если бы ты не был военным — тебя бы ожидала слава актёра! Ты бываешь просто бесподобным комиком! И это не заслуга Империи, просто в тебе играет другая кровь, взрывные гены пиратов, — проговорила она.
— Я просто уникален во всем, за что бы я ни взялся! — заносчиво усмехнувшись, ответил он в своём высокомерном стиле, лишний раз, убеждая Энн в том, что в его подсознании живет именно пиратский дух, взбалмошный заносчивый романтик.
— Надевай вот это на себя сверху, — подал он ей меховой комбинезон, — И гордись тем, что это уникальная имперская форма, разработанная специально для таких районов. Давай, красотка, пошевеливайся!
— И что тебе на этот раз стукнуло в голову? Выбраться из бункера? На мороз? Но, там же ночь! — проговорила Энн, понимая по его лицу, что отделаться от него не удастся.
Они взобрались на ближайший к бункеру снежный холм, и Бунн указал ей пальцем в небо. Сквозь защитные очки, Энн увидела удивительное по красоте темное звёздное небо, освещённое бледно зелёным сиянием! Звёзды мерцали голубыми, желтоватыми и красными огнями, заплетаясь в удивительные узоры. Такого неба Энн не видела никогда в своей жизни. Это зрелище её захватило, вызвав в душе почти детский восторг.
— Две недели мела метель, и небо было затянуто сплошными тучами, — тихо произнес Бунн. — А сегодня так ясно, что просто преступление не увидеть всего этого!
Но Бунна больше притягивало не небо, а реакция Энн, её приоткрытый от удивления рот, полураскрытые губы, запрокинутая голова…
На следующий день, как только девушка вошла в диспетчерский бокс, ещё поёживаясь ото сна, Бунн заговорил с ней с самым серьёзным видом, сидя спиной к пульту связи:
— Энн, ты должна уехать отсюда! Я вижу, что тебе намного легче, и дальше ты уже справишься сама, я в это верю. Нужно связаться с твоим братом, и попросить его забрать тебя. Ты не можешь сидеть здесь со мной ещё пять месяцев.
— Я что уже тебе надоела или стала мешать? — не понимая, пожала плечами Энн, сжимая в руках горячую чашку чая, которым они постоянно в этих диких условиях спасались от холода.
— В каком-то роде стала мешать, — уклончиво ответил Бунн, опуская глаза.
— Хм, я не понимаю тебя Бунн! Это что шутка такая? — Энн подошла ближе, встав к нему в пол оборота. — С чего вдруг такая перемена?