Если Мао думал, что его эпоха была одной из тех, которые окрашены «войнами и революциями», если Дэн почувствовал, что его век был бы одним из тех, в которых доминирует «мир и развитие», то, как я думаю, мы могли бы сказать, что наш век будет характеризоваться «распадом и созиданием». Разрушение многих старых идей и институтов, на которые мы когда-то полагались; строительство новых, построенных для различных механизмов власти. Седьмое чувство, с помощью которого можно осязать, как работают сети, соединяющееся с видением исторических процессов, политики и философии, позволило бы нам понять природу этой динамики. Оно показало бы нам, что дезинтеграция не является признаком хаоса или непредсказуемой неожиданностью, даже если это выглядит именно так с самого начала. Скорее, это могло бы означать огромный созидательный проект.
Еще в эпоху Бисмарка практически каждая революция или война могла быть связана с импульсами, исходящими из Берлина. Около столетия спустя, во время холодной войны, конкуренция взаимного сдерживания между Соединенными Штатами и Советским Союзом оказывала влияние на решение любого вопроса, связанного глобальными проблемами. Поддержка Южного Вьетнама? Размещение ракет на Кубе? Все эти вопросы требовали ответов, находящихся в русле всеобъемлющей идеологической борьбы, которая шла полным ходом. В наше время проблемы, с которыми мы сталкиваемся, уходят корнями в информационные сети. Террористические группы, такие как ИГИЛ, полагаются на коммуникационные сети и контрабанду. Непрерывные потоки беженцев, обусловленные кризисом в Северной Африке, которые оторваны из своих домов, но остаются активными пользователями сетей того мира, в который они пытаются войти: текстовые сообщения выстраивают новую географию там, где они живут, заменяя им улицы и школы покинутой родины. Сети меняют глобальную экономику, как мы уже видели, обеспечивая равновесие спроса и предложения. Они меняют политическую ситуацию, провоцируя экстремизм, объединяя единомышленников вместе в закрытых группах социальных сетей. Они создают новые ландшафты войны в киберпространстве. Многие из неудач в политике последних нескольких лет – от войны с террором до битвы за спасение мировой экономики – были победами сетевых сил.
Столкнувшись с этой новой динамикой, авторы американской внешней политики находятся в странном положении. С одной стороны, сети и Гейтлэнд США сейчас занимают решающее положение в мире. Известная строка Томаса Пейна, что «причины, порождаемые Америкой, в значительной мере становятся причинами того, что переживает все человечество», – по-прежнему имеет место, но с корректировкой: сети Америки – жизненно важные сети торговли и информации, технологий и финансов – становятся, в известный момент, сетями большей части человечества. Однако Америка до сих пор не выработала стратегической концепции, которая позволяла бы описать эту реальность или которая обеспечила бы стремление к безопасности или соблюдению общепринятых норм. И время не на стороне Америки.
Если ранее традиционной целью американской внешней политики было нейтрализовать появление претендентов, которые угрожали бы стране (например, Советского Союза), или остановить тех, кто стремился противопоставить Вашингтону страны Азии или Европы (как это стремились сделать императорская Япония и нацистская Германия), то в настоящее время цели иные. Прежде всего, это господство в определении сетевого развития. «Сегодня Соединенные Штаты не сталкиваются с реально существующей угрозой», – сообщил в 2015 году один весьма уважаемый почитаемый американский интеллектуальный центр. Это неправильно. Сегодня очевидно, что ни одна страна или террористическая группировка не может угрожать самому существованию Америки так, как это когда-то сделал Советский Союз, обещая: