Седьмое небо в рассрочку

Тем временем Зойка бегло пролистнула альбом, подняла голову, окликнув спорщиков:

– Эй, вы! А что от меня вам надо?

– Тебе знаком этот альбом, Зоя? – присел рядом Рожкин.

– Ну! Это альбом Умбры.

– Смотри, вот… – Теперь он принялся листать альбом, указывая на пустые страницы. – И вот… И вот… Здесь были фотографии, но их вынули. И как! Порвали конвертики. Значит, торопились и не вынимали, а выдирали. Что на этих фотках, которых сейчас нет, было?

– А я помню! – Она подперла ладонью щеку, снова листала альбом. – Я ваще не люблю фотки смотреть. На фиг они нужны?

– Скажи, другие готы бывали у Умбры чаще, чем ты?

– Хм, конечно. За ним хвостом ходил Торн.

– Торн? – повторил Рожкин. – Красиво. Что означает?

– Терновник. Шипы и розы. Обратную сторону красоты. И Эш с ним дружил. Эш – зола, прах, то, что остается после огня.

– Как интересно… – протянул Рожкин.

– Врете, – уличила его Зойка, – вам неинтересно, вы нас считаете придурками. Что еще?

– Как нам увидеться с Торном и Эшем?

– Могу позвонить им. Можем поехать.

– Давай то и другое сделаем, угу?

Торн, худенький юноша в черной рубашке и черных брюках свободного кроя, который не стесняет движения, с хохолком на голове по типу ирокеза, быстро въехал, каких фото не хватает:

– Здесь были фотки с Анубисом.

– А у тебя нет фотографий Анубиса? – спросил Рожкин.

– Кажется, есть парочка.

– Неси, Торн. Обещаю вернуть завтра же.

Юноша принес два снимка, на одной крупным планом он и Анубис, на второй – группа подростков, среди них тот же Анубис. Рожкин сунул фото в папку и задал еще вопрос Торну:

– Не знаешь, есть на теле Анубиса особые приметы?

– Тату на плече…

– Нет, нет, я имею в виду шрамы, родимые пятна…

– Шрам есть, – вспомнил Торн. – Шрам на руке от мизинца к запястью, он когда-то гвоздем распорол.

– Минуточку… – Рожкин живо связался с патологоанатомом. – Скажи, у трупа из Пухова на ребре ладони имеется шрам?.. Угу. Спасибо. Ну что, Торн? Съездишь со мной в морг? Шрам на трупе нужно опознать.

– А то! – заблестели глазенки у юноши.

– Кайф! – застонала Зойка, закатив глаза к потолку, ведь пробраться в морг готу все равно что к президенту в спальню. – А мне можно?

– Нельзя! – рявкнул Марин. – Тоже мне, экскурсию нашла! А ну-ка, марш в машину.

Зойку он сдал с рук на руки сестре, предоставлять девочку самой себе нельзя, как и доверять ей. От приглашения зайти отказался, пообещал завтра зайти. Наскоро попрощавшись, ринулся вниз под децибелы с пятого этажа. Внизу он достал лист с печатным текстом и прикрепил его на входную дверь скотчем.

– Ну? Что в полиции? – поднялся навстречу Марину Шатунов.

– Похитители звонили? – кинул тот встречный вопрос, оглядев мрачные лица в гостиной, ставшей местом сбора потерпевших и сочувствующих.

Болтун – находка для шпиона, а где гарантия, что шпиков здесь нет? Как показывает практика, враг может прятаться под любой личиной, например, бывшей жены. Она же мечтает приоткрыть кошелек шефа, это видно невооруженным глазом. Ей выгодны катаклизмы, ведущие к инфаркту или инсульту, не будет Шатунова – дочь получит половину папиного добра.

А Дубенич? Почему его нужно списывать? Разве друзья не бывают хуже врагов? И почему он так печется о чужой дочери?

Кстати, о Сабрине. Тяжелый у доченьки характер, много в ней странного, вдруг интригу плетет не кто-то там, а Сабрина? Разве дети сейчас не бывают наказанием для родителей и не устраивают похищений самих себя?

А Гиреев, он чего так изводится? Что ему здесь надо?

Один Иваныч безобиден, у деда мотив – сохранить жизнь Шатунову и не из меркантильных побуждений, а потому, что он любит его, как отец сына.

– Молчат, – ответил тем временем Шатунов. – Так что в полиции?

– Пока… – Марин развел руками в стороны, давая понять: пусто.

– Мы с Лехой заказали бабки, – поставил его в известность Дубенич. – Наши счета в разных банках, порознь легче получить.

– Это лишнее, – сказал Марин. – В полиции готовят выкуп.

– А если поймут, что им фальшивку подсунули? – забеспокоился Дубенич.

На вопрос буйно отреагировала Тата, вперившись в него хищным взглядом сиамской кошки, она яростно зашипела:

– Ты-то что хочешь с этого поиметь?

Шатунова мутило от вида бывшей, с которой судьба постоянно его сталкивала, а от ее истерических воплей он вообще сатанел. Она осталась ночевать, довольно быстро освоилась в его доме и немножко забыла, что они развелись. Он отмалчивался и скрывался в недрах дома, на большее у него попросту не было сил, а сейчас решил напомнить ей, кто здесь хозяин:

– Прекрати. У всех нервы на пределе, но одна ты позволяешь себе распуститься! Чего ты к нему прицепилась? Тебе-то что он сделал?

Как раз не сделал. То есть не дал денег, она и лютует. Подумав об этом, Дубенич усмехнулся, низко наклонив голову. Но Тата заметила, как замечают самолюбивые и тщеславные люди все камешки, брошенные в их огород, и пришла в еще большую ярость:

– Чего ты лыбишься? Я хочу знать, что у него с Сабриной! Почему он ей помогает? Почему она ему звонила, когда ее увезли…

– Звонил я, – устало уточнил Дубенич. – Я, а не она.