Седьмое таинство

— Это самая большая авантюра, на которую может пуститься супружеская пара. И пускается. Чего бы это им ни стоило. Как бы это иногда ни было болезненно, а оно непременно так и будет, могу вам точно обещать. И все же следует самой себе об этом напоминать. Дети дают родителям больше, чем можно себе представить. Они возвращают вас обратно на землю, заставляют понять, что именно там ваше место. Вы наблюдаете, как они растут, день за днем, и начинаете понимать, что мы все ничтожны, смертны и поэтому обязаны с максимальной пользой использовать отпущенное нам время. Начинаете понимать, что этого времени отпущено крайне мало, но теперь у вас есть некто, кому вы можете передать частицу себя, прежде чем уйдете. Так что, если повезет, утратите часть собственной надменности и высокомерия. И станете совсем другим человеком, не таким, как раньше.

— Да, мне уже об этом говорили.

— Но вы еще не прочувствовали. Так со всеми бывает. До того момента, когда это наконец происходит. И тогда… — Тут его лицо приняло озабоченное выражение. — И тогда вы уже не в силах смотреть на мир как-то иначе. Подозреваю, что для полицейского офицера это серьезный недостаток. Эмили, я не буду говорить про дело, если вас это расстраивает. Дело-то весьма серьезное. Я попросил местную полицию поставить у ворот машину с вооруженными ребятами. Не хочу, чтобы вы по какой угодно причине считали, что здесь небезопасно. Или что вам здесь плохо. Читайте книги. Я привезу вам еще из города, если хотите. Наверное, смогу достать и настоящие американские газеты.

Гостья смотрела на возвышающийся вдали черно-белый силуэт кафедрального собора, сверкающий под струями проливного дождя.

— Сюда он не придет, Артуро. У него все связано только с Римом. Там он сейчас разыгрывает заключительный акт своей пьесы. И не захочет перемещать место действия куда-то еще.

Хозяин рассмеялся.

— Теперь мне понятно, зачем Лео прислал вам эти бумаги. Жаль, что в прежние времена у меня не было рядом никого вроде вас.

Американка ответила так, как должна была ответить:

— У вас был Лео.

— Да, знаю, — согласился отставной комиссар с явным сожалением в голосе. — И я очень жестко с ним обошелся. Даже жестоко. Не думаю, что это преувеличение. Он разбудил во мне что-то такое… Редко кому это удается. Но он был такой решительный, такой самоуверенный! Как будто ничто из происходящего его на самом деле совершенно не трогает. Как будто это просто обычное дело. Фальконе иногда бывает таким… может довести до бешенства своей холодной, отстраненной манерой…

— Ну, это не настоящий Лео. На самом-то деле он очень заботливый и внимательный. Но считает необходимым иногда свои чувства подавлять. Не знаю почему.

Артуро удивленно поднял кустистую бровь:

— Что ж, поверю вам на слово. И тем не менее должен перед ним извиниться. Все время думаю о том, что тогда произошло. Я вел себя глупо, пер напролом, как бык. Надо было мне прислушаться к его словам. Однако… — Тут хозяин замолк на полуслове.

— Что «однако»?

— Я вам уже говорил. Я ведь тоже отец! А у Лео детей не было. Вот и получилось, что мы, два человека, смотрим на одни и те же факты с разных позиций, словно из разных концов Вселенной. Все, о чем я тогда мог думать, так это об Алессио Браманте, о том, что он застрял где-то в недрах этого клятого холма. Вполне возможно, ранен. Без сознания. И что его еще можно найти и спасти. Вот о чем любой отец стал бы думать в первую очередь в подобной ситуации. Это инстинкт, микроб, что-то генетическое, что тут же вылезает на поверхность. Спаси ребенка. Сначала спаси ребенка, а уж потом задавай вопросы. Все остальное — второстепенные заботы. А у Лео есть такая непоколебимая способность отстраняться от эмоциональной стороны любого дела. И тогда мне это крайне не нравилось.

Мессина быстро допил свой кофе.

— Если честно, я ему завидовал. Он был прав. Я был не прав. Уже тогда это понимал, но был слишком упрям, чтобы признать. Нам тогда следовало задавать гораздо больше вопросов, пока мы пытались отыскать Алессио. Но ведь Джорджио Браманте казался вполне добропорядочным гражданином, со связями в культурной среде, средний класс, университетский профессор… А эти ребята — грязные студентишки, да еще покуривающие наркоту. Все казалось таким ясным и понятным… Дурак я был, вот что.

Эмили протянула руку и коснулась его ладони. Что-то внутри ее шевельнулось, какое-то теплое чувство возникло в животе. Непонятно только, приятно это ощущение или неприятно, удовольствие доставляет или причиняет боль.

— Мы ведь не знаем, что там на самом деле произошло, Артуро. Все еще не знаем. Может, эти студенты действительно убили Алессио. Возможно, случайно. Катакомбы — опасное место. Может, мальчик просто убежал от них и упал в какую-нибудь дыру, а ребята были слишком перепуганы, чтобы признаться в этом. Или…

Высказанная Ником мысль никак не оставляла ее, и отнюдь не только потому, что сама суть идеи являла собой отражение его характера — то, за что она его полюбила.

— Может, Браманте-младший еще жив.