Седьмой дневник

Порядок пьянства не наруша,
хотел бы я сказать сейчас:
спасибо, милая Танюша,
что родилась в семье у нас.

Вполне с душой твоею тонкой
(да и с повадкой заодно)
могла родиться ты японкой —
ходила б, дура, в кимоно.

Весьма подвижная девица,
лицом румяна и бела,
могла француженкой родиться —
какой бы блядью ты была!

В тебе есть нечто и славянское,
российской кротости пример:
налит коньяк или шампанское —
тебе один по сути хер.

Хоть на сердечные дела
бывала ты порой в обиде,
но чудных дочек родила,
а это – счастье в чистом виде.

Являя чудо доброты
на поле родственном тернистом,
совсем не била брата ты,
и вырос он авантюристом.

Твоё презрение к наукам,
семье известное давно,
ты передашь, конечно, внукам,
у дочек есть уже оно.

Твоё душевное тепло
всегда уют нам щедро дарит:
куда бы время ни текло,
а рядом Таня кашу варит.

Ты легкомысленна в папашу,
а в мать – по-женски ты умна;
прими любовь, Танюша, нашу,
и что налито – пей до дна!

А Боря Шильман тоже возмутительно молод: только что исполнилось шестьдесят. У Бори профессия загадочная – он хиропракт. У него своя клиника, и к нему густым потоком текут страждущие. Он не расспрашивает пациента о его болезнях и недомоганиях, он кладёт его на живот, гуляет пальцами по позвоночнику и сам говорит удивлённому больному, что именно того беспокоит. После чего он что-то гладит, разминает, порой встряхивает пациентов, невзирая на их жалобные стоны, и за несколько сеансов (а порой – всего за один) достигает чуда облегчения. И сам я был свидетелем таких чудес. И всё это – игрой на позвоночнике. Поэтому и славословие ему на юбилей я назвал —