Седьмой этаж

Глеб беспокоился за друга. Его удручала перемена, которая с ним

произошла. Он замечал, что Олег как-то цинично стал относиться к

жизни. Его понятия о справедливости приобретали утрированную,

максималистскую форму. Он считал себя вправе самостоятельно вершить

беспощадный суд во имя этой справедливости, будучи непоколебимо

уверенным в том, что возмездие за преступления должно быть

максимально жёстким, и нет ничего зазорного в роли палача для того,

кто стремится очистить мир от скверны.

В перерывах между операциями всё, в общем-то, было нормально.

Иногда они весело проводили время в компании приятелей, могли

напиться и кутить до утра. Олег на таких сборищах становился шумным,

весёлым и бесшабашным, как в прежние времена. В такие минуты

казалось, что в их жизни никогда не было жестокой реальности, в

которую им пришлось окунуться. Они опять были беззаботными

мальчишками, закадычными друзьями, которых водой не разольёшь.

Глеб никогда не допускал мысли, что разногласия, какими бы они ни

были, могут заставить их отвернуться друг от друга. Один случай всё

перевернул в их отношениях.

Во время одной из операций они брали группу тёмных, среди которых

было несколько подростков, которым заморочили голову и опоили

зельем. Эти мальчишки сопротивлялись и дрались с не меньшим

рвением, чем тёмные. Так вышло, что во время сражения, Глеб,

оказавшись лицом к лицу с одним из них, послал в него довольно

мощное заклятие, заставившее того свалиться кулём на землю. Олег,

уже обездвиживший своего противника, вдруг резко развернулся и

послал вдогонку ещё одно заклятье. Это было явным перебором для

парня, уже и так получившего с лихвой. Глеб сразу понял, что если

немедленно ему не помочь, он погибнет через несколько минут. Он

метнулся к распростёртому на земле телу, но его неожиданно отбросило

в сторону. Понадобилось несколько секунд, чтоб прийти в себя и понять,

что его друг послал в него заклятие, которое хоть и не причинило ему

существенного вреда, но помешало приблизиться к пострадавшему и

оказать помощь. Олег стоял неподалёку, глядя на него сверху вниз.

— Ты что, рехнулся?! — заорал на него Глеб, у которого от удара об

землю гудела голова.

— Это ты рехнулся! Какого рожна ты собираешься приводить в чувство

этого выродка?! — проорал в ответ Олег.

— Он умрёт, если я не помогу ему!

— Туда ему и дорога!

— Не мешай мне!! – прорычал Глеб, подхватился на ноги и рванул к

парню.

Время было упущено, тот уже не подавал признаков жизни.

Глеба охватило нестерпимое чувство отчаяния, безысходности. Его рвало

на части от сознания того, что он ничего уже не может сделать, не может

вернуть время назад всего лишь на пару минут. Он не дал бы умереть

этому мальчишке, который, возможно, не был виноват в своих

действиях, если бы ему не помешали.

Он повернулся к Олегу, испытывая такую ярость, какой не испытывал

никогда в жизни.

— Ты!!… Убийца!! — заорал он, остервенело.

Олег побледнел, но процедил презрительно сквозь зубы:

— Слабак.

Глеб бросился на него с кулаками. Их тут же растащили в стороны

подоспевшие товарищи.

Потом было разбирательство по факту смерти этого парня. Следствие

выяснило, что тот погиб в результате применения двух заклятий

одновременно, ни одно из которых не было само по себе смертоносным.

В действиях бывших друзей никакого криминала не усмотрели.

Но дружба закончилась. Глебу было невыносимо больно от этого, но

разочарование было настолько велико, что ни о каком примирении не

могло быть и речи. Олег, очевидно, тоже не считал возможным

продолжение каких-либо отношений, потому что не сделал ни единой

попытки что-то изменить.

У Глеба было такое чувство, будто у него безжалостно откромсали

половину сердца. Он потерял не просто друга, почти брата. Его

привязанность была слишком велика, и справиться с этой потерей было

очень сложно. Было так больно, что ему хотелось пойти на попятную и

поискать оправдание для Олега, позволяющее найти повод для

примирения. Но когда он пытался думать об этом, его опять охватывало

острое чувство безысходности от того, что он точно знал, что мог спасти

того парня, но не спас по вине своего бывшего друга.

Он подал в отставку. Глеб давно понял, что его призвание в другом. С

работой в отряде он отлично справлялся, и его уход вызвал недоумение

соратников и начальства. Воины Маат всегда считались элитой, и эта

работа была очень престижной. Но он ушёл без всякого сожаления. Его

подготовка позволила ему заняться тем, что ему действительно было по

душе. Он сдал определённые экзамены, подтвердившие его знания и

навыки в области магической медицины, и прошёл практику в больнице.

Он дорвался до этой работы, как умирающий от жажды до источника. Он

корпел над книгами и отрабатывал самые сложные исцеляющие

заклинания без сна и отдыха, готовил зелья и снадобья с таким

энтузиазмом, что это смахивало на фанатизм. Это позволило ему

притупить боль от пережитого потрясения. В этой работе он находил

выход из тупика, в который загоняло его чувство вины и разочарования.

У него, действительно, обнаружился талант, который даётся не каждому.

Он каким-то седьмым чувством мгновенно распознавал проблему и