Седьмой канал

Папин кабинет в конце длинного коридора, и они довольно долго шли по этому коридору мимо больных, которые здесь сидели или ходили. Глебу не то чтобы страшно стало, когда он смотрел на них, — в больничных пижамах, перевязанные, некоторые с костылями, — а как-то не по себе. Но в первую очередь, конечно, жалко. Жалко, потому что лежат они в больнице в такой хороший, теплый вечер, потому что им больно и, самое главное, никого здесь у них нет. А еще Глеб увидел, с каким уважением относятся больные к папе. Все, когда они с папой проходили мимо, вставали (один даже с костылями, хоть и трудно ему было), говорили «добрый вечер» и обязательно кланялись. Но не так кланялись, как показывают в кинофильмах о старых временах, а так, что сразу видно — уважают они папу. И папа, немного не такой, как дома, — уверенный, подтянутый, — тоже кланялся в ответ, останавливался, спрашивал о самочувствии.

В папином кабинете Глеб никогда раньше не был и рассматривал сейчас все с большим любопытством. Особенно его заинтересовали большие фотографии на стене. Их было много, десять штук, и повешены плотно одна к другой, в одинаковых металлических рамочках. На фотографиях — одни мужчины, почти все с усами и бородами, со строгими, немного грустными глазами. Наверное, какие-нибудь знаменитые врачи.

Папа повесил в шкаф пиджак, надел вместо него белый халат, а на голову белый колпак и говорит Глебу:

— Ты, сынок, здесь посиди, подожди меня. Только никуда не выходи, слышишь? Если скучно станет, посмотри журналы. Я постараюсь недолго. — И вышел, а дверь открытой оставил. Глеб так и не понял — по забывчивости или специально.

Оставшись один, Глеб сначала походил по кабинету, во все углы заглянул, потом принялся смотреть в окно, выходящее в больничный двор. Папа все не шёл. Тогда он взял сшитые вместе журналы «Здоровье», лежащие на полке, сел на диван и начал рассматривать картинки. Полистал журнал, который сверху, и вдруг почувствовал, что кто-то на него смотрит. Поднял глаза — а в коридоре напротив открытых дверей стоит маленькая, едва ли старше пяти лет, девочка.

— Ты зачем сюда вошел? — спрашивает девочка. — Ты новенький? Доктор увидит — ругать тебя будет.

— Не будет, — улыбнулся Глеб. Не словам ее улыбнулся, а потому что девочка очень смешная была. Крепенькая такая, тугощекая, глаза темные, блестящие, как спелые вишни, а над ними бровки в одну линию строго сдвинуты.

— Ты из какой палаты? — продолжает допрос девочка. — Как твоя фамилия?

Конечно, не следовало девчонке морочить голову, надо было оказать ей сразу, кто он и что здесь делает. Он бы так и поступил, если бы она, совсем еще маленькая, не говорила голосом Натальи Викторовны, когда та сердится. Глебу вдруг захотелось сказать что-нибудь такое, ну совсем уже такое, чтобы девчушка сразу свои учительские манеры растеряла. Встал с дивана, заложил руки за спину, прошелся взад-вперед по кабинету, потом останавливается перед ней и строго, по-взрослому говорит:

— Я не из палаты. Я ваш новый врач. У меня ученая ступень. Приехал из Москвы, из министерства.

Думал, что девчонка сразу рассмеется, но та от удивления только рот раскрыла, и глаза у нее круглыми стали.

— Из к-какой Москвы?

— Вы что, Москву не знаете? — Он специально с ней на «вы» заговорил, как папа с больными. Чтобы солиднее было. — Москва — столица нашей Родины, там все медицинские министерства.

Наверное, из-за этого «вы» девочка совсем растерялась. Поверить, конечно, не поверила, но на всякий случай тоже на «вы» заговорила:

— И вовсе вы не врач!

— Вот начну вас оперировать, тогда узнаете, врач я или не врач! — стоит на своем Глеб.

— А меня уже оперировали, вот! Мне завтра швы снимать будут!

Глеб не понял, о каких швах она говорит и как можно их снимать, но виду не подал.

— Мы еще посмотрим, надо их снимать или не надо!

Эх, жалко, очков у него нет! Сейчас бы в самый раз снять очки, протереть стекла, снова надеть их и покашлять. Пришлось только покашлять, так, без очков.

— Вот видите, вовсе вы не врач, — развела немного бровки девочка, — вы больной, у вас кашель. Вам надо горчичники поставить, а еще лучше банки.

— Это я от своей ученой ступени кашляю, — говорит Глеб. — Не нужны мне никакие банки.

— Врач не может быть таким маленьким!

— Нет может! Я знаю одного доктора, так он ростом почти такой, как я. Только с усами.

— А почему же у вас усов нет?

— Потому что… потому что я их сбрил! В нашем медицинском министерстве не разрешают с усами ходить. Кто с усами и без сменной обуви — сразу выгоняют!

— А если вы врач, почему же тогда без халата?

— Сейчас придет мой заместитель, доктор Зайцев, и принесет. Я его как раз послал за халатом.

Может быть, глаза у нее расширились бы еще больше, но больше было просто невозможно.

— Какой доктор Зайцев? Валентин Евгеньевич?

— Да! Валентин Евгеньевич!

— Ваш заместитель???

— А то чей же? Конечно, мой.

— Врун ты, а не врач! — закончила разговор девочка. — Вот скажу Валентину Евгеньевичу, как ты про него говорил, он тебе задаст! — И убежала.