Седьмой лимузин

Но это не имело значения. Взгляд чувствительных глаз увидел, как приближается камень, рот разинулся, чтобы… закричать? Презрительно расхохотаться? Но этого было уже не понять, потому что склизкий, чавкающий звук камня, сминающего плоть и плющащего кость, заглушил все. Гривен глубоко впечатал камень в голову противника, но тело того по-прежнему сопротивлялось и билось. Главное, не отвлекаться, главное, сохранять памятное с времен войны ощущение смертельного поединка, жаркое и неистовое, главное, следить за тем, как костенеет взгляд этих красивых глаз.

Как ты мог убить ближнего, Карл? Он никогда не рассказывал об этом никому, даже доктору Кантуреку. Как ты мог ударить человека штыком, прикладом, как мог колотить его голыми руками в ходе схватки, выйти из которой живым суждено было лишь одному? Но поколдуй над стратегами, над главными планировщиками и они окажутся точно такого же чекана.

Да и сейчас все обстояло так же. И этот противник, корчась, просил пощады, хотя уже скоро у него не осталось ни челюстей, ни губ, из глубины которых мог родиться протест. Интересно, с какой легкостью человеческое тело теряет поддающиеся идентификации очертания! Дорогая мамаша, да твой ли это сынок? Гривен уж постарался, чтобы никто не посмел показать ей сына, чтобы ни у кого не хватило духу сорвать у него с лица простыню.

Сколько же времени это заняло? Руки у него чудовищно разболелись, и почти не было силы поднять голову из травы. Он взмок от пота, от горячего пота, который сейчас медленно остывал, пока он стоял за деревом, глядя на поляну. Элио и Эмиль, развернувшись в одну сторону, пытались определить, что там происходит.

Даже со своего места он смог заметить, что им не больно-то нравится представшее их глазам зрелище. Ах да, это же кровь, тут все дело в крови, которая заливает ему пальцы, перетекает на запястье, пока он, взяв чужой карабин, берет его на изготовку, салютуя одному из своих знакомцев и угрожая другому. Достаточно эффектный жест, хотя, конечно же, не слишком приемлемый в чисто социальном плане.

И эта мысль — весь мир во власти твоего лежащего на курке пальца — настолько смутила и искусила Гривена, что, когда Эмиль Морис, отступив на несколько шагов, уже собрался было пуститься в бегство, Гривен выстрелил не в него, а в передние колеса мерседеса. Дряхлая машина содрогнулась, свернула всей своей массой вбок, вправо.

Теперь они втроем собрались у королевского лимузина. Элио, потрясенный, оперся о крыло; Эмиль, настолько восстановивший самообладание, что ему удалось закурить и прежний цвет начал проявляться на его только что смертельно бледных щеках.

— Я всегда подозревал, что у вас есть тайные таланты, герр Гривен. — Он указал в ту сторону, где валялся труп. — Бедняга Вилли. Фамилии его я не знаю. Один из любимчиков Рёма. — Морис стряхнул пепел с кончика сигареты. — Можно было ожидать, что он окажется более внимательным. Да что там, имея такую практику, угодить в элементарную засаду.

Гривен ткнул стволом карабина в грудь Морису. Так разговор пройдет самым оптимальным образом.

— Что насчет Люсинды? Я прихожу к выводу, что она мертва.

Шофер профессиональным взглядом окинул Элио и Гривена и наконец решил смотреть в пустоту, строго между ними.

— Не сходите с ума. — Он закурил новую сигарету, затянулся, с отвращением проглотил дым. — Карл… могу я называть вас так?.. Впрочем, как хотите. Фройляйн Краус была жива и здорова, когда я ее видел в последний раз. В окрестностях Берхтесгадена. У Гитлера там есть особый коттедж, о существовании которого и не подозревают случайные посетители. — Понемногу он, кажется, сам начал верить своим словам. — Но ее перевезли. Под Гейдельберг. Я могу вас туда отвезти.

Теперь гнев объял Элио. Он охватил гонщика, как порыв мощного ветра.

— А еще какую-нибудь сказочку нам не расскажете? Может быть, про трех медведей?

Морис пожал плечами с деланным бесстрастием. Внезапно он застыл на месте и навострил уши. Или сверчки внезапно завели свою песню на новый лад? Или услышал, что откуда-то поспешают помощники и спасители?

— Ладно, — начал он, и в голосе его впервые за все время послышалось определенное беспокойство. — Через десять, самое позднее через пятнадцать минут сюда прибудет французский патруль. Я всего лишь нарушитель границы, а вот вы оба… — Волнистый взмах рукой означал череду тянущихся за ними преступлений. — Конечно, можете остаться здесь и попытать счастья. Но Гитлер ждет, и Люсинда тоже. — Морис величавым жестом указал на королевский лимузин. — Он действительно намеревается выполнить все условия соглашения. И нельзя упрекнуть его в том, что он будто бы пытался вас обмануть. Все дело в еврейском вопросе. Из-за него ему приходится принимать такие меры предосторожности.