Седьмой переход

— Были и мы запевалами, а теперь посидим да послушаем вас,— с некоторым вызовом произнес Никонор Ефимович.

Анастасия настороженно взглянула на отца, на мужа, опять на отца, и, поняв, что он приехал, верно, неспроста, пожалела о своих откровенных письмах в Ярск.

Умывшись с дороги, причесав реденькие волосы, Никонор Ефимович накинул на плечи грубошерстный пиджачок, сел за стол, положив перед собой напрякшие, в шрамах, жилистые руки. Родион Федорович словно бы не обратил внимания на эти его приготовления к прямому мужскому разговору. Но тесть предпочел окольную тропинку:

— Почему не наведываешься к нам, Федорыч? В самом деле? Не верю, чтоб твое московское начальство не интересовалось ярской промышленностью. Тяжеловат ты стал на подъем, сидишь сиднем в Южноуральске! А Южноуральск ведь от Ярска произошел, если заглянуть в восемнадцатое столетие. Да и в наше время вся Южноуральская область держится на Ярске.

— Вы с Егором ярские патриоты, знаю,— миролюбиво заметил Сухарев.

— Сдавать стал Егор. Видно, укатали сивку уральские крутые горки.

— Все мы стареем, папаша.

— Скажи на милость! Муженек твой, Настя, в старики записался! Она ответила ему рассеянной улыбкой, занятая своими мыслями.

— Ну, как, Федорыч, думают восстанавливать тебя на преподавательской-то работе? — осторожно спросил он. И, не дожидаясь ответа, с сочувствием добавил:

—Как-никак, кандидат наук ведь.

— Как-никак...— усмехнулся Родион Федорович.— У нас, дорогой папаша, ценят точные науки. Если бы я двадцать лет ухлопал на теоретическую механику, тогда другое дело. А что экономисты? Пехота идеологического фронта! Кому нужна матушка-пехота в ракетный век?

— Так ли?

— Так, так. Только так. Механика есть механика. Математика есть математика. А что касается экономистов, историков, философов, то я, сам экономист, не завидую им нисколько...

— Постой, постой,— нахмурился Никонор Ефимович.

— Нет уж, позвольте договорить.

— Ну-ну, давай,— старик облокотился на колени, опустил голову, приготовившись терпеливо выслушать.

— Кстати, вы, как мне известно, противник всяких ярлыков и этикеток. Так почему, объясните мне, у нас до сих пор пользуются ярлычками? Предположим, один экономист в чем-то ошибается. (Я говорю, предположим.) Отстранить его такого-сякого немазаного-сухого от лекций! Собственно почему? «Разве вы не понимаете, — любезно объясняют этому ученому,— вы же догматик!» Итак, бирка готова. Догматик. Догматик на всю жизнь! Все-то его сторонятся, обходят, не подают руки: рука у него тоже «догматическая»! Боже мой, и мы учились у этого твердолобого начетчика, цитатчика, шпаргаломана?! Скандал! Придется срочно переучиваться у какой-нибудь «творческой личности»... Вот, собственно, что значит ярлычок. А вы, дорогой папаша, спрашиваете о восстановлении на преподавательской работе. Конечно, тесть любит честь, однако, к сожалению, единственное, что можно доверить его зятюшке,— самый обычный арифмометр. Пусть покручивает себе от нечего делать. Это в наш век электронных вычислительных машин! Низовая работенка, кстати, исцеляет от «догматической заразы». Выражаясь языком чеховского конторщика: ну-с, каково-с?..

— Оглушил ты меня,— чистосердечно признался Никонор Ефимович.— Словно в медный таз колотишь — бум, бум! Нельзя, Федорыч, в самом деле, преувеличивать. Допускаю, что наказали тебя слишком строго. Вполне допускаю. Но обидели тебя свои, не чужие. Свои всегда свои: сегодня поругают, а завтра похвалят, если будет за что.

Родион Федорович многозначительно посмотрел на жену. Она стояла вполоборота к отцу и с плохо скрытым сожалением рассматривала отца, не веря, конечно, в успех его «дипломатических переговоров». Это подхлестнуло Сухарева, и он пошел в открытую:

— Свои! Кстати, вот она, своя — Анастасия Никоноровна Каширйна. Ближе некуда. Знаете ли вы, что она разводиться со мной собирается?.. Ах, не знаете! А мне показалось, что да. Войдите в ее положение: разве может всеми уважаемая женщина, второй секретарь райкома, жить в одном доме с пропащим «догматиком»?

— Родион! — крикнула Анастасия.

— Не мешай, с тобой мы наговорились досыта. Видите, дорогой папаша, картонный ярлычок «догматика» отпугнул от бедного экономиста даже его жену.

— В самом деле, Настя, ты помолчи, мы сами разберемся. Анастасия выпрямилась, гордо тряхнула головой и, не глядя на мужа, вышла в соседнюю комнату.

— Убедились?

— Ты, Федорыч, забываешь, что Настя — член партии, не просто домохозяйка.

Родион промолчал, дав понять, что ему не нужны уроки политграмоты.

— Смотрю я на вас, горячитесь вы оба не в меру... Неужто ты, в самом деле, не понимаешь, что жизнь...

— Жизнь! Жизнь идет своим чередом. Кстати, если наладились дела в области аграрной, то это следствие поднакопившихся силенок. Та же картина в области индустриальной. То же самое можно сказать в плане международных отношений. Время прилежно поработало на нас. Собственно поэтому каждый эксперимент психологически воспринимается теперь средним человеком, как открытие. Вы, конечно, считаете меня слепцом! Я привык верить цифрам. Я вижу успехи. Но при чем здесь догматики?