Остановившись на высотке «Золотая шляпа», неподалеку от той буровой вышки, куда он вел Лобова и Речку, чтобы показать им «ураганную» пробу, Илья Леонтьевич, видно, расчувствовавшись, продолжал доверительно:
— Помню, здесь, именно здесь, где мы стоим, летом тридцать третьего профессор Крейтер, светила, звезда наипервейшей величины, известный консультант по меди, заявил моему начальнику: «Ты можешь спокойненько подарить Жилинскому это месторождение. Ему всюду мерещится руда»... Каково, а? Напрасно я тогда не принял из рук профессора его подарочек, теперь бы миллиардером, именно миллиардером стал! — посмеивался он, искренне довольный удачей своих молодых коллег из Рощинской экспедиции.
— Выходит, смутила вас звезда наипервейшей-то величины? — неосторожно спросил Леонид Матвеевич.
— Не смутила, а финансирование запретила, голубчик, и запретила деликатно. Век не забуду...
«Зря растревожил старика»,— огорчился Леонид Матвеевич, едва успевая шагать вслед за геологом.
Дьявольски уставшим, пропыленным до нитки, возвращался Лобов в Южноуральск. Не доезжая Меднограда, пересекли двухколейную железную дорогу (тут, бывало, проходил один поезд в сутки, даже цвел татарник между шпалами), и опять .вьется, петляет накатанный большак вдоль древнего Яика, меж крутых отрогов Уральских гор. Взбежит «газик» на перевал — и дух захватывает от июньского пшеничного разлива. Давно остались позади кружевные облачка над Рощинским, тяжеловатые дымы над Ярском, Ново-Стальском, Медноградом. По всему горизонту идут благодатные дожди. Хорошо бы им добраться до целинного Притоболья!.. Легко на сердце и тревожно. Легко оттого, что Высокая степь очень богата не только редкими металлами, но и редкими людьми (один Жилинскнй чего стоит!). И тревожно потому, что многое еще, очень многое надо сделать для людей, чтобы переселить их из времянок и палаток в капитальные дома строительных поселков. Нужно завидное терпение старого геолога, живущего в том светлом городке, который он сумел увидеть сквозь десятилетия, взяв в руки первый кусочек ярской полиметаллической руды.
Дома Леонид Матвеевич нашел на столе записку, оставленную впрочем, наугад, судя по дате:
«Леня, я вернусь поздно. Не сердись. В холодильнике найдешь готовый ужин. Вася».
Он повертел записочку в руках: выходит, она не первый вечер пропадает там. От этого тоже сделалось легко и неспокойно: конечно, лучшей подруги, чем Настенька, Василисе не найти в Южноуральске, но есть что-то и неестественное в дружбе двух этих женщин. «И как это Вася не догадывается? Привыкла относиться к прошлому с беспристрастностью историка».
Леонид Матвеевич принял холодный душ, выпил стакан чаю и прилег отдохнуть на широкую тахту. Ему все чудилось, что он мчится на машине по маслянистым степным проселкам: пологие волны травянистых балок бегут, бегут навстречу, плавно вздымают «газик», как утлую лодчонку, на ковыльные седые гребни и снова бережно опускают его в низины, к деревянным мостикам через ручьи с ярко-зеленой бахромой кустарников. Степь похожа на штилевое море,— с виду ровная до ослепительного блеска, а постранствуешь с денек — укачает. Вверх-вниз, вверх-вниз... На каком-то очередном подъеме Леонид Матвеевич прерывисто вздохнул от встречного освежающего ветра и, теряя ощущение пространства, тут же погрузился в глубокий сон.
Василиса Григорьевна, вернувшись в одиннадцатом часу ночи, старалась ходить на цыпочках. В одних трусах и майке, она наводила порядок в доме, изрядно запущенном без мужа. Нечаянно стукнула дверью, выругала себя. Но что там этот стук,— грохот экскаваторов не разбудил бы Леонида Матвеевича после долгих странствий по степи...
— Вечер или утро? — спросил он сам себя, приподымаясь на локте.
— Восьмой час утра! — засмеялась Василиса в соседней комнате.
— Что ты говоришь?!. — Леонид Матвеевич быстро встал, потянулся. Собравшись на работу, он поинтересовался как бы между прочим:
— Крепко подружилась, значит, ты с Кашириной? Василиса вспыхнула.
— Бедная Анастасия Никоноровна, мучается, не находит себе места,— сказала она с таким искренним сочувствием, что и ему сделалось не по себе.
— Прошу тебя только об одном: никаких советов, никакого вмешательства в чужую жизнь.
— Я, право, не вмешиваюсь, что ты, Леня? — окончательно смутилась Василиса, вдруг испугавшись своей собственной догадки о затаенных чувствах Анастасии Никоноровны к ее, Васиному, Леониду.— Нет, что ты, я не позволю себе 'никакой бестактности,— добавила она, и предательская краска залила все ее лицо.
Леонид Матвеевич заторопился, будто и не обратив внимания на растерянность жены.
23
Вот уж кого не подстерегает прошлое, так это Инессу и Геннадия. Конечно, бывают и у них размолвки, вроде той, в пургу, когда они расстались, не простившись, или вроде недавней ссоры по поводу «излишнего внимания ветреного Генки к героине бригады — Раечке Журавлевой». Но все эти молнии, весь этот гром, как в майскую грозу: пройдет — и еще светлее на душе, еще просторнее мир, в котором живут только двое, совершенно никого не замечая.