Седьмой принцип

Мужчины отошли уже довольно далеко, неожиданно старший из них замедлил шаг и оглянулся, повернув заросшее кудрявой округлой бородой лицо.

– Петас? – удивленно воскликнул он.

– Что – петас? – не понял младший.

– Петас там, – указал старший на Лиса. – Ты что, позволил кому-то взять мой петас?

Младший тоже оглянулся и посмотрел в указанном направлении. Как же он оказался похож на Эфалида! Одно лицо, хоть и измененное жидкой рыжей бородкой.

– Ах ты! – вскричал рыжебородый. – Ты!

Повернувшись разом, оба видения, совсем, кстати, уже и не видения, а вполне материализовавшиеся в этой вселенной персонажи, с перекошенными, как говорится, лицами бросились к Лису.

Подчиняясь некоему наитию, Веня сорвал с головы своей шляпу, и все видения, призраки и прочие паранормальности сразу прекратились, словно их не бывало. «Надо же, – подумал он лихорадочно, едва переводя дух, – надо же». Он быстро затолкал петас в сумку и бросился продолжать свой путь к улице Беллы Какенбург, справедливо полагая, что в его интересах добраться туда как можно скорее, не дожидаясь, пока видения начнут материализовываться вновь. Что, как представлялось ему в свете всех, в том числе и последних событий, весьма вероятно.

Он несся к цели, что называется, во все лопатки, стремясь как можно быстрей преодолеть остаток пути. Что-то подсказывало ему, что, если есть силы, желающие и способные помешать, они активизируются именно сейчас. Думать в таких условиях о чем-то другом, кроме собственно бега, было невозможно практически, и вместе с тем он нес в себе вспыхнувшее ощущение, что та запутанная история, случившаяся невесть с кем, где и когда, в которую он оказался странным образом вовлечен и вовлекался все больше, стала ему совершенно ясна. До того, что, остановись он сейчас, отдышись и соберись с мыслями, он мог бы вполне внятно ее изложить, от и до. Но поскольку единственным предполагаемым слушателем истории покуда был он сам, а он ужасно спешил достичь недостижимого рубежа, то и останавливаться не имел ни права, ни возможности. Путано, с натугой, но все же удалось ему сформулировать и закольцевать свою мысль. А что бы вы хотели? В такой гонке и суматохе перевернулись и смешались не только слова в голове, но и внутренности в утробе.

До улицы Беллы Какенбург он добрался вполне благополучно, несмотря на все опасения и предчувствия. Он подумал, что, по всей видимости, те силы, которых он опасался, были уравновешены другими, не менее могущественными, которые, напротив, заинтересованы в том, чтобы он все же преуспел в этом предприятии. Что ж, мир снова доказал, что он дуалистичен и в нем всегда найдется попутная волна, которая вынесет куда надо. Лишь найди ее и оседлай…

Сонная улица лежала перед ним как ущелье, узкое, глубокое, вырубленное в пространстве отвесными стенами домов. Дома были темны и сливались в сплошную серую массу, не прорезаемую нигде огнем даже единственного окна. Свет фонарей поднимался к небу, словно пар над теплой водой, и почти полностью скрывал в своем дрожащем мареве запрокинутый серп растущей луны. Так и ожидалось, и чудилось, что там, в глубине, вот-вот завоет дико некий неведомый зверь. Ну, это Лис сам себя подогревал, свои страхи и фантазии. Подогревал, конечно, но и держал в руках. Поэтому, не теряя времени, вошел в этот призрачный каньон.

Он шел по противоположной, четной стороне улицы, держась подальше от стремнины, прячась в тени и прижимаясь к стенам домов, которые к утру уже успели растерять накопленное за день тепло и теперь дышали прохладой. Может быть, из-за этого холода его немного била дрожь, но, скорее всего, это было связано как раз с тем, что по мере приближения к цели волнение его нарастало, проявляясь таким лихорадочным образом.

Ну вот он, стык пятого номера с девятым. Где-то между ними прячется и номер семь. Лис по-прежнему не понимал, где и как в этом узком даже не проходе, а в щели, в которую и лопату не просунуть, может прятаться еще целый дом. Но время сомнений закончилось, и уже давно настало время экспериментов. Которое тоже, кстати, весьма ограниченно. Лис извлек из сумки петас, показавшийся ему совсем уж тяжеленным, словно кирпич или даже гиря чугунная, и водрузил его на голову.

Он не уловил этого момента. Он всего лишь наклонил голову, надевая шляпу, а когда поднял ее, перед ним уже стояла она.

Узкая четырехугольная башня была зажата между соседними домами и, словно выдавливаемая их мощью в небо, вздымалась ввысь так, что верх ее терялся в беспросветной вышине. Такие башни, знал Веня, строили когда-то в Италии. Там они часто служили колокольнями и потому назывались кампанеллами, но для этих мест они не характерны и не возводились здесь никогда. Тем не менее вот она, красавица, перед его глазами. Кампанелла. Торчит, словно перст судьбы.