Седьмой рыцарь

Однако, Хаториан не пошел вперед, как он делал это обычно. Он остался на месте. И когда девушка оказалась рядом, неуловимым жестом мгновенно поймал ее за руку, Виль замерла на месте и задохнулась от неожиданности. Совершенно не вязались непроницаемый холод во взгляде с жаром, исходившим от его руки.

А он спросил, пристально глядя в ее распахнутые от удивления глаза:

— Почему я тебя не слышу? — помедлил чуть, перемещаясь взглядом от одного зрачка к другому, словно искал дорогу вглубь ее души. — Ответь?

Наверное, так чувствует себя птичка, завороженная взглядом змеи, мелькнула мысль у Вильгельмины. И вместе с этой мыслью поднялся изнутри протест. Они ведь, кажется, не переходили на ты? И до сегодняшнего дня этот «ледяной красавец» только морозил ее своим взглядом. И вдруг — ты. И столько эмоций от него зараз?! С чего бы?

— Наверное, потому что я этого не хочу, ваше величество, — ответила она, глядя на свою руку в его руке.

Он проследил ее взгляд, но даже не подумал отпустить ее руку, наоборот, неуловимо придвинулся. Теперь он стоял близко. Даже слишком близко. Он вторгался в ее личное пространство, вызывая странный трепет и душевное смятение. И по-прежнему смотрел в ее глаза.

— Отпустите меня, — проговорила Вильгельмина, сморгнув, слишком трудно было выдержать этот немигающий пристальный взгляд.

Мужчина чуть заметно склонил голову набок, золотой блик на его волосах отвлек Виль на мгновение. В глазах Хаториана зажглись угольки и какая-то странная боль.

— Неужели я настолько тебе противен? — спросил он неожиданно.

— Что? — не поняла девушка, растерявшись.

Все ее сомнения на миг прыгнули из души в глаза, а он горько усмехнулся:

— Неужели я отвратительнее твоего первого рыцаря, Филберта Танри? Что ты не хочешь даже смотреть в мою сторону?

Это было слишком! Слишком!

— Он не мой! Филберт Танри… просто выбрал меня… Потому что…

Это было неправильно! Он заставлял ее испытывать чувство вины, защищаться. А когда попыталась отнять руку, только перехватил плотнее.

— Но ведь ты приняла его выбор, не задумываясь. Тебя не волновало, ни то, что он законченный мерзавец, ни то, сколько у него до тебя было женщин?

Теперь он был слишком близко, нависал. Его глаза каким-то образом заслоняли все. Продолжая бороться, уже неизвестно с кем, с ним или с собой, девушка отвернулась и резко выдохнула:

— Это все весенние танцы.

И тут он неожиданно отбросил ее руку и отошел на шаг.

— Весенние танцы. Очень удобно.

— Я не понимаю, чего вы от меня хотите?! — выкрикнула Виль, которую отчего-то это больно задело.

— Чего хочу я?! — он снова резко обернулся, впившись в нее горящим взглядом.

Несколько долгих мгновений ей казалось, что он просто испепелит ее. Забыла, что надо дышать, от напряжения внутри все вибрировало, а сердце колотилось так, словно сейчас выскочит из горла.

Но Хаториан так ничего и не сказал. Вместо этого он неожиданно развернулся и пошел к дверям.

— Сир, постойте!

Она сама от себя не ожидала, но порыв невозможно было остановить. Ей необходимо было объясниться. Мужчина замер на мгновение, остановившись в дверях, и проговорил, не оборачиваясь:

— Не надо, леди Вильгельмина, — и вошел внутрь.

Виль метнулась следом.

Наверное, это была ошибка, потому что она тут же оказалась в западне. Мгновение, и она уже прижата к стене, а его руки по обе стороны от ее головы, отрезают путь к бегству.

— Я же сказал, не надо, леди Вильгельмина, — процедил он, обдавая холодом.

Но его горящий взгляд говорил совсем другое.

— Отпустите! — Виль дернулась, пытаясь вырваться. — Прекратите вести себя как…

— Как твой Филберт? — лицо его исказилось, а глаза полыхнули раскаленными угольками. — Но тебе же нравилось, когда…

Он что-то делал с ней своим взглядом! А может, это она сама? Потому что теперь ее взгляд проникал в его душу. Творя что-то такое, от чего ее колотившееся сердце вдруг сладко замерло. Воздух словно загустел, а время застыло, повиснув вокруг тягучей паутиной.

— Неправда! — из последних сил выдохнула Виль.

Но он уже не слушал. Как в каком-то трансе, склонился к ее лицу и прижался губами к ее дрожащим губам.

А потом был провал.

Он хотел просто поговорить. Просто спросить, почему нельзя на него хотя бы смотреть нормально. Потому что ее отчуждение жестоко выматывало его. Все это время бился вокруг, пытаясь проникнуть сквозь стену, которой она обнесла от него свое сознание.

Господи милосердный! Разве он многого хотел?

Всего лишь доброго слова. Хоть иногда. Взгляда! Неужели это так трудно? Неужели так отпугнуло, то, что он ей о себе рассказал, и теперь между ними невозможно даже простое человеческое общение?

Но разговора не вышло. Все сорвалось в какой-то дикий штопор, и он не смог не прикоснуться. потому что видел, как она замерла в ожидании. Именно это и снесло последние остатки разума.

А дальше…

Он как будто растворился, став наконец свободным. Утонул в ощущениях, словно в бескрайнем небе. А мир исчез…

Но тут мир внезапно взорвался звонкой пощечиной.