Седьмой урок

— Очень, очень прошу вас, отнеситесь серьезно. Поверьте, меня не обижает ваш тон. Иного я не заслужила. Только одно прошу, отнеситесь по-человечески. У нас в коллективе много хороших, прекрасных людей. Но у хороших людей — может, я ошибаюсь — иногда бывает жестокая черта: пренебрежительно относятся к тем, кому не удалось стать хорошим. А вы, кажется, не слушаете…

— Слушаю, девочка.

— Мне очень тяжело. Отвратительно. Точно разлилось что-то черное, мешает жить, дышать, даже смотреть вокруг, на людей, на все…

— Эй, там, на дороге! — окликнули из темноты. — Сворачивай!

Кто-то присветил карманным фонариком.

— Грамотные, интеллигентные люди — радио не слушаете!

Дружинники придвинулись вплотную.

— Поднимайтесь на верхнее шоссе. Здесь зона затопления.

— А вы почему тут разгуливаете? — не отступал Вага.

— Мы — пост.

— А может, и мы пост!

— Сотрудники института, а так разговариваете! — пристыдил Вагу пожилой рабочий. — Мы с простых людей спрашиваем.

— Н-да-а. Вы правы, — смутился Вага. — Подчиняемся.

— Попрошу вас, будьте любезны, верхней дорогой, — смягчился рабочий и присветил тропку, ведшую на верхнее шоссе.

— Вам неприятно, когда приказывают? — спросила почему-то Янка.

— Я человек почти военный. У нас приказы не оцениваются степенью приятности. Устраивает ответ?

— Но вы не ответили на мой первый вопрос. Как жить таким людям, как я? Не очень смелым, не очень здоровым, не очень крепким. Только умоляю — не советуйте делать утреннюю зарядку. Как быть человеку с больной душой?

— Неприятная обязанность большинства здоровых людей: переболеть. Переболеть, прежде чем стать здоровыми. Прежде чем задубеть. Не придирайтесь, пожалуйста, к подобному антинаучному выражению. Вспомните, что я человек деревенский. Так уж разрешите по-деревенски: над человечеством всегда висели две главные беды — одна беда от голодухи, другая — с жиру. Пришло время избавиться и от первой, и от второй. Вы согласны?

Они поднялись на верхнее шоссе, освещенное круглыми, как полная луна, фонарями. Огни поселка рассыпались по холмам, а над вершиной холма — гирлянда праздничных фонариков детдома. Где-то тоненький детский голосок выводил незамысловатую песенку.

На шоссе, за поворотом, послышался мерный шум мотора. Неподалеку медленно шла невидимая машина.

— Богдан Протасович, дорогой, еще один вопрос. Только не сердитесь…

— Я привык отвечать на вопросы.

— Вы верите, что человек может измениться. Вдруг, сразу, внезапно?

— Безусловно. Потому что у каждого «вдруг» есть долгая предыстория.

— А поверили б человеку…

— Глубокоуважаемая коллега Янка, неважно, поверю ли я. Важно, чтобы он поверил!

— Он? Да, вы правы… — и запнулась.

Быстрый взгляд на Вагу:

— Вы угадываете чужие мысли? Это сейчас модно…

— Были б мысли!

Из-за поворота на тормозах выкатила легковая машина, притушив фары, поплыла по шоссе.

— Дружок у меня был, — проговорила Севрюгина, — в школе дружили. Хороший такой парнишка, смешной. Доверчивый, верил всем…

— Это, действительно, очень смешно.

— Теперь я понимаю, что подло. А тогда забавляло. Меня и подружку. Мы ему письма писали. Поспорили с ней, кто покорит. А потом я по-настоящему… Ну, не знаю, как сказать, полюбила, что ли…

— Суть не в слове, неправда ли?

— Может, даже полюбила. Не знаю. Потом… Потом его призвали. Я не все рассказала вам, но это неважно. Мы переписывались. Я отвечала все реже. Знаете, сейчас такая бурная жизнь! Все так закружилось…

— Он вернулся из армии?

— Вы знаете?

— Прошу вас, не отказывайте мне в некоторой догадливости.

— Да, он здесь. Он любит меня. Не знаю, чем заслужила. Наверно, видит меня не такой, как есть, а так, по-давнишнему, по-школьному. Или, может, совсем иной — как ему мечталось когда-то.

— А может, видит именно такой, как есть? Может, видит лучше всех нас — настоящую, хорошую Янку?

— Не знаю. Но я хотела спросить, посоветоваться…

— О, советы — моя стихия. Сколько угодно. Особенно в вопросах личного счастья.

— Могу ли я, может ли человек стать иным, лучшим? Это сентиментальность? Идеализм? Это не по-современному?

— Уважаемая коллега Янка, меня не проведешь. Я старый воробей. Если девушка обращается с подобными вопросами — у нее все уже решено. Вернейшая примета!

— Богдан Протасович!

— Поздравляю от всей души, девушка! Желаю счастья вам и вашему другу.

Где-то за холмами — чудилось, за горизонтом — упруго ударил гром. Еще раньше — Янка не заметила — сигнальные ракеты пучком. Хлопнула где-то калитка. Голоса. И вновь разрыв за холмами.

Торопливые шаги. Гулкие, сбивающиеся. Кто-то бежал по улице поселка.

— Арник — окликнула Янка. — Арник!

Но Арник был уже далеко.

Вага посмотрел вслед парню:

— Он разыскивает вас, коллега Янка!

— Да, наверно. Он боится, чтобы я не испугалась… Ну, я побегу, Богдан Протасович. А то он такой сумасшедший. Не найдет меня — не знаю, что будет.

Она сперва бежала по шоссе, потом свернула на нижнюю дорогу. Еще долго доносились ее шаги и все в ней, каждое движение и даже то, как ступала, — все было иным.

На шоссе, совсем близко, зашуршала легковая машина, нагнала Богдана Протасовича и беззвучно остановилась. Прудников открыл дверцу.