Все вышесказанное отнюдь не означает, что мы с вами можем игнорировать влияние автоматизации на уровень занятости. Она действительно уничтожает одни рабочие места, хотя и создает другие, и ее воздействие на тех, кто лишается работы, поистине разрушительно. И даже если совокупное влияние автоматизации на общую занятость населения не является негативным в долгосрочной перспективе, вряд ли это послужит большим утешением для людей, которые из-за нее становятся безработными.
Теоретически те, кого уволили, так как роботы и станки сделали их навыки устаревшими и невостребованными, могут переквалифицироваться и найти другую работу. Именно это стандартно предлагали и предлагают сторонники свободного рынка, считающие, что люди становятся безработными прежде всего потому, что не хотят работать по действующим ставкам заработной платы. В реальности же пройти переподготовку, необходимую для нового трудоустройства, без всесторонней поддержки государства сегодня очень трудно, а то и вовсе невозможно. Особенно если человек не готов идти на низкоквалифицированную работу: расставлять товары на полках в супермаркетах, убирать офисные помещения или охранять строительные площадки. Уволенным работникам надо получать пособия по безработице, которые помогут им пройти весь процесс переподготовки, не испытывая лишений в самом необходимом. Им нужен доступ к эффективной системе переподготовки, предполагающей государственные субсидии для соответствующих учебных заведений и/или для студентов. Им необходима эффективная (а не оказанная для галочки) помощь в поиске новой работы вроде той, которая сегодня предоставляется в Швеции и Финляндии благодаря программам активной политики рынка труда[245]
.На автоматизацию в наши дни смотрят как на разрушителя рабочих мест, хотя это совсем не так — точно так же, как большинство людей ошибочно считают клубнику ягодой. Нам нужно увидеть автоматизацию такой, какова она есть. Это вовсе не разрушитель работы в чистом виде. И не один лишь технический прогресс определяет количество доступных рабочих мест на рынке труда. Наше общество при желании вполне может принять меры для их создания — посредством правильной фискальной политики, изменения политики на рынке труда и более жесткого регулирования конкретных отраслей.
Только начав видеть автоматизацию такой, какова она на самом деле, мы сможем на корню задавить технофобию (то есть убеждение, что автоматизация — это зло) и пессимизм молодых работников («мы никому не будем нужны»), которые начинают заполонять наш мир.
Глава 17. Шоколад
Должен вам кое в чем признаться. У меня есть одна зависимость.
Устойчивая привычка, о которой идет речь, зародилась во мне в середине 1960-х, когда я был еще совсем малышом (да-да, вот такой я, из молодых да ранних). Нелегальное вещество, на которое я тогда подсел, в Южной Корее моего детства вывозилось контрабандой с американских военных баз и продавалось на черном рынке.
Называлось оно M&M’s.
Серьезно? Черный рынок M&M’s, спросите вы? Да-да, я ничего не выдумываю.
В то время в Корее импорт иностранных товаров — легковых автомобилей, телевизоров, печенья, шоколада, даже бананов, да буквально всего на свете — был запрещен. Импортировать можно было только станки, машины, оборудование и сырье, непосредственно необходимые для индустриализации страны. Понятно, завозить контрабандой из-за границы нечто вроде автомобилей и телевизоров было весьма затруднительно, но огромное количество мелких потребительских товаров предприимчивые корейцы доставали тайком на американских военных базах, разбросанных тогда по всей стране (некоторые сохранились там по сей день). Консервы (помнится, особой популярностью пользовались фруктовые коктейли Dole и ветчина Spam), сухие концентраты для соковых напитков (Tang — это было что-то!), печенье, жевательную резинку и шоколад продавали бродячим торговцам, которые затем «толкали» все это семьям среднего класса, которым удавалось сэкономить немного лишней наличности.