Седое золото

— Вот что значит — черви сухопутные! — бодро откликнулся Куликов. — Никакого от вас толку, да и проку — мало совсем! Мы-то, волки морские, просоленные, — ребята запасливые. В вельботе, на корме — рядом с мотором — рундук лежит. Тащите его сюда, открывайте. Там шоколад имеется, галеты, сахар, даже чайная заварка. Давайте-ка чайку организуем, перекусим да к стойбищу тронемся. Только всю воду надо отчерпать предварительно, кастрюлька из нержавейки где-то там плавает.

В этой кастрюльке чай и заварили, предварительно её кипятком ошпарив — плавала-то она рядом с трупом.

Прихлёбывая из консервной банки крепкий сладкий чай и нежно поглаживая кота, клубком свернувшегося у него на коленях, Куликов рассказывал:

— Прогремел взрыв. Смотрю, шхуна-то моя набок заваливается, рядом подводная лодка всплывает, разворачивается в нашу сторону. Сразу мотор на полную мощность перевёл, положил руль под ветер, чтобы скрыться в тумане. Не успел, конечно, начали поливать из пулемёта. Ребята во втором вельботе вообще обалдели, как же иначе: железный кит из глубин моря вынырнул, сначала даже за гарпуны похватались. С места не успели тронуться, в минуту их всех положили, потом и на нас перенесли огонь. Я-то сразу пригнулся, а мои чукчи не сообразили: кто-то за борт сиганул, кто-то отстреливаться начал. И меня вот зацепило, но успели в туман заскочить. Потом, наверное, от потери крови сознание потерял, ничего не помню. Только в последний момент, слава богу, успел мотор заглушить, иначе бы уплыли чёрт знает куда. Очнулся оттого, что Кукусь мне рану вылизывал. Видимо, он меня и спас, потому что кровь из раны уже чуть-чуть сочилась. Судя по тому, что утро было, часов десять я провалялся без сознания. Воды в вельбот через пулевые отверстия много набралось, ещё час-другой, и пошли бы мы с Кукусем на дно — рыб кормить. Кастрюлькой воду отчерпал, мотор завёл, пристал к берегу. Там первым делом из рундука аптечку достал, обработал рану перекисью водорода, весь бинт, что был, намотал на голову. Потом вычерпал всю воду из вельбота, самые близкие к ватерлинии дырки от пуль щепками и камушками заделал, как смог. Устал очень, сам немного перекусил, кота хотел накормить, да он в помощи не нуждался: сам из тундры лемминга принёс, мол, угощайся, хозяин. Уснул после всего этого мёртвым сном, проснулся уже перед самым рассветом, вельбот в море столкнул, мотор завёл, пошёл вдоль берега к стойбищу. Тут и вас встретил. Знать, судьба!

Вельбот, зарываясь носом в мелкие волны, неторопливо следовал вдоль берега по направлению к стойбищу Наргинауттонгетт. Сизый и Банкин безостановочно вычёрпывали кастрюлькой и консервной банкой постоянно прибывающую воду, Айна в подзорную трубу наблюдала за берегом.

— А где остальные тела? — косясь на труп шаманского сына, спросил Ник.

— Пришлось на берегу оставить, — невозмутимо сообщил Куликов. — Лишний балласт, и так у вельбота низкая посадка. Вот сын шамана, это совсем другое дело, тут уже политика начинается. Горючего у нас очень мало осталось, только и хватит — до стойбища доплыть. А у шамана бочка с бензином есть, охотники выловили в море, пару лет назад. Его ещё уговаривать придётся, чтобы он отдал нам эту бочку.

Все обитатели стойбища вывалили на косу. Молча стояли, предчувствуя дурные вести, даже собаки, в иное время давно бы уже зашедшиеся в неистовом лае, сейчас только негромко повизгивали и сиротливо жались к хозяйским ногам.

К причалившему вельботу первым подошёл шаман, неприязненно глядя Куликову в глаза, спросил негромко:

— Где твоя шхуна? Где добытый кит? Где мой сын? Где все мои люди и их ружья, гарпуны?

Куликов под шаманским взглядом глаз не отвёл и ответил так же негромко и абсолютно спокойно:

— Американы потопили шхуну. Потом застрелили всех охотников. Кит вместе с гарпунами в море уплыл. Тело твоего сына я с собой привёз. Три ружья тоже здесь, — указал рукой на вельбот.

Шаман подошёл ещё ближе, мельком взглянул на тело своего сына, ощупал ладонями спусковые механизмы ружей, покачал головой, резко развернулся и, больше не проронив ни слова, медленно побрёл к своей яранге.

Позади них, на берегу, нескончаемо причитали и рыдали женщины, тоненько плакали дети, тоскливо выли собаки. Стойбище оплакивало смерть кормильцев и вместе с ними свою, отныне жалкую участь. Погибли почти все молодые и здоровые охотники, предстоящая зима обещала стать последней и для всех остальных обитателей Наргинауттонгетта.

Первым в шаманскую ярангу вошёл Куликов, за ним Ник, Сизый, Айна. Банкин, вооружённый парабеллумом Куликова, остался охранять вельбот от возможных посягательств.

— Что вам надо, белые? — спросил шаман, не отрывая глаз от пламени горящего в очаге костра. Рядом стояли два его старших толстощёких сына, недвусмысленно сжимая в руках ружья.

— Отдай нам бочку с бензином, без него нам не доплыть до Анадыря, — попросил Куликов.

Помолчав минут пять, шаман оторвался от созерцания огня, посмотрел на вошедших. Его глаза, горящие ярче, чем угли в костре, были безумны.