Седое золото

Ёкнуло у Ника сердце: симпатичная, рыженькая? Неужели Мэри, диверсантка американская? Да нет, не может быть! Как она умудрилась из Архангельска так быстро до Магадана добраться? Самолёт угнала? Да нет, конечно же, бред полный! Или всё же доложить Курчавому? Может, надо срочно тревогу поднять? А если обознашки? Засмеют ведь товарищи верные, и начальники, и подчинённые…

Пока Ник раздумывал, Лёха уже всем стаканы с ханкой раздал, тост произнёс:

— Ну, чувырлы братские! Помянем Матвея Кускова, товарища нашего, павшего в бою с супостатами. Пусть земля ему будет пухом!

Встали, выпили, не чокаясь.

Банкин так и остался стоять столбом, спрятав нос в рукаве. Ник в кашле зашёлся.

А Сизый, как ни в чём не бывало, ливерную колбасу усиленно начал поглощать.

Ник, наконец, откашлялся, глотнул кипятка из банки.

Противные были ощущения: казалось, что в желудок медленно упал здоровенный булыжник и лежит там, время от времени нетерпеливо ворочаясь.

Да и с головой наблюдался определённый непорядок: исчезли куда-то все мысли, все — до единой. Забылось напрочь о странной рыжей девушке, о тревоге, которую поднять необходимо, о капитане Курчавом…

— Фигня, братушки, прорвёмся! — жизнерадостно прочавкал Сизый. — Первая — колом, вторая — соколом! Гешка, разливай по второму разу!

Ник тихонько отворил дверь и осторожно вышел в обшарпанный коридор. Пожилая уборщица подметала пол. Обернулась, неодобрительно покачала головой.

— Тётенька, скжите, пжалуста, где у вас здесь туалет? Типа — сортир? Не дайте умреть! — заплетающимся языком взмолился Ник.

— Эк, милок, как тебя с ханки схватило! — пожалела его старушка. — Её же, заразу, обязательно жиром моржовым закусывать надо. Или — оленячьим, если моржового нет. Ох, беда с вами, приезжими. А туалет — правая последняя дверь, по коридору. Ты уж поторопись, голубь сизый! Ханка-то, она долго ждать не будет! Только прошу сердечно, не перепутай! Левая дверь — женская уборная. Тут дамы такие проживают — и побить могут. Даже до смерти!

Только минут через сорок покинул Ник туалет — до того было плохо. Прошёл по коридору к окну, прислонился лбом к холодному стеклу.

"Что ж это творится такое? — подумалось. — Сюрреализм какой-то! Тридцать восьмой год, Магадан, ханку махорочную жру. Бред какой-то. Может, действительно — всё сон? Утром проснусь, а оно всё по-прежнему. А может, по-прежнему и не надо? Не хочется совсем — по-прежнему…"

Утром его Вырвиглаз разбудил. Вернее, растолкал непочтительно да ещё и холодной воды налил за шиворот.

— Как это понимать, Никита Андреевич? — спросил грозно. — Вас же старшим назначили, доверие оказали! А вы? Пьянку пошлую устроили, приказ нарушили! Я-то со всеми остальными в конторе заночевал. Работы много. Прихожу — а тут такое! Вон, на ваших подчинённых полюбуйтесь! Куда только катится этот мир?

Оглянулся Ник по сторонам: на столе разгром полный — объедки сплошные, на полу валялись две пустые бутылки из-под ханки, на середине стола стояла третья — едва начатая.

Дружный храп раздавался из дальнего угла. Это Лёха с Гешкой старались, развалясь валетом на узкой кровати, сапоги друг друга используя в качестве подушек.

Ник же, судя по всему, прямо за столом уснул. Стыдно, блин! Командир называется…

Посмотрел Ник на себя в зеркало, что над умывальником висело, даже испугался собственного отражения: морда опухшая до неузнаваемости, глаза круглые и жёлтые, что у того тигра из зоопарка.

Лёха с Гешкой проснулись — такие же уродцы, желтоглазые до уморы полной. Раз пятьдесят от смеха уписаться можно, что характерно, в один и тот же подгузник!

Вырвиглаз внимательно посмотрел на удалую троицу и черту жирную подвёл:

— Судя по цвету глаз, ханку пили вчера? Шустры вы, орлы ленинградские. Сейчас плохо, наверное? Ханку, в обязательном порядке, жиром моржовым закусывать надо, или оленьим. Но лучше всего — китовым! Ничего, потерпите! Сейчас я вас в порт отведу, к доку судоремонтному. Там пиво продаётся отличное, не чета живой воде из сказок. Чёрное, крепкое, ароматное — «негл» называется. Нигде такого нет!

Уже часа через полтора подошли к судоремонтному доку. В маленьком магазинчике Вырвиглаз купил две трёхлитровые банки яблочного сока. Тут же с помощью перочинного ножа крышки с них сорвал и вылил содержимое под карликовую берёзу.

— Да вы у нас — прямо Мичурин! — пошутил неуклюже Ник. — Надеетесь, что яблоки на берёзе вырастут?

— Вы что же думаете, «негл» вам в кружки наливать будут? — отпарировал Вырвиглаз. — Откуда в Магадане кружки? Если пиво в кружках — это уже и не Магадан будет. Сейчас банки помоем, и вперёд…

Расположились на старом заброшенном пирсе, на пустых деревянных ящиках, которые в этих краях повсеместно заменяли собой скамейки.

В воде, среди мазутных пятен, плавали многочисленные голубые и зелёные льдины.

Выпили «негла», передавая по кругу банку, закурили.

— Ну вот, совсем другое дело! — сказал Вырвиглаз, довольно посматривая на подопечных. — Глаза уже у всех нормальные — пропала желтизна. Да и лица уже лица напоминают.