Седое золото

Прошли в самую высокую ярангу, расселись вокруг круглого кострища-очага. По одну сторону — Ник, Айна и Сизый, по другую — шаман со своим заместителем, по внешнему виду — младшим братом.

В яранге было достаточно светло. В очаге потрескивал крохотный, но жаркий костерок, на специальных камнях-подставках ярко горели, совершенно без копоти, два чукотских жирника. Основу этого осветительного прибора, как объяснила Айна, составляет специальный мох, тщательно высушенный и на совесть пропитанный моржовым жиром.

Молчали, курили.

Ник уже был знаком с этим обычаем: нельзя с уважаемыми людьми вести серьёзные разговоры на пустой желудок. Сейчас, очевидно, ждали, когда мужчины забьют и освежуют молодого оленя, а женщины приготовят для дорогих гостей изысканные яства.

Так что делать нечего — сидим, ждём, бамбук, что называется, курим, слюну по гортани вперёд-назад гоняем…

Откинув входной полог, в ярангу вошла пожилая чукчанка, держащая в одной руке пустой чугунок, а в другой — железную кочергу. Ловко сгребла в чугунок весь костерок без остатка, на его место с грохотом уложила тяжёлый медный лист, с поклоном удалилась.

Через минуту появились две другие морщинистые бабушки, в центре листа водрузили большой чан, полный крупных розовых кусков варёной оленины, вокруг него расставили миски с оленьей печенью и почками, ковшики с тёплой оленьей кровью.

— Угощайтесь, гости! — скупо кивнул шаман и первым вытащил из чана оленью лопатку.

Ник последовал его примеру, но выбрал себе кусок более скромных размеров.

Пахучее, слегка недоваренное мясо обжигало руки, приходилось перебрасывать его из ладони в ладонь.

"Это, конечно, не жареный порги, но тоже — очень даже вкусно", — отметил про себя Ник.

Достаточно продолжительное время в яранге раздавалось аппетитное чавканье, хруст разрываемых жил, треск разламываемых костей, сытое урчание увеличивающихся на глазах животов.

Ник, доев второй кусок мяса, сдался первым: вытер ладони о собственную кухлянку — в полном соответствии с местными обычаями, сделал несколько глотков оленьей крови и откинулся назад, прислонившись к деревянному столбу, являющемуся составной частью каркаса яранги.

Вскоре его примеру последовала Айна. Оба чукчи растянулись на мягких оленьих шкурах и приготовились выкурить послеобеденные трубочки, только один Сизый продолжал без устали работать челюстями, не выказывая никаких признаков насыщения.

Шаман долго наблюдал за ним, слегка улыбаясь и перебирая некое подобие чёток, наконец, доброжелательно глядя Айне в глаза, сделал своё заключение:

— Правильный тебе муж достался. Ест — прямо как чукча. Настоящий чукча за один раз пол-оленя может слопать. А потом — две недели по тундре совсем без еды бегать. Снова пол-оленя съест, и опять в тундру — песцов добывать, чернобурок. И тебе такой достался, правильный. Хорошие дети от него народятся, здоровые, шустрые.

Айна расплылась в счастливой улыбке, с гордостью посматривая на Лёху, который всё никак не мог остановиться: то печёнку куснёт, то оленью почку, предварительно в кровь обмакнув, не жуя проглотит.

В конце концов, Сизый понял, что все ждут только его, прервал процесс насыщения и даже далеко отодвинулся от этого достархана, видимо для того, чтобы загребущие руки не смогли уже ничего схватить.

Помощник шамана встал с трудом, подошёл к входному пологу, просунул руку наружу, знак условный подал, медленно вернулся, с видимым облегчением плюхнулся на оленью шкуру.

Две давешние бабульки ловко убрали всю посуду, наполненную сейчас плохо обглоданными костями и объедками, третья куском старой кухлянки протёрла медный лист, поставила на край несколько мисочек, наполненных разноцветным песком.

Дождавшись, пока она выйдет и прикроет за собой полог, шаман неторопливо заговорил:

— Очень плохо, что за вами идёт ньянг. Очень плохо. Никому другому бы не поверил, что ньянги ещё ходят по тундре. Но Айна — дочь Афони. Она не может обманывать. Мы кочуем на восход, там есть свежий ягель. Подождём два Маленьких Солнца и уйдём. Раньше не получится. Дела ещё важные есть, не все закончены. А куда вам идти, я сейчас покажу. Смотри сюда, начальник, — обратился к Нику.

Пододвинул к себе поближе миски с песком, с пола яранги ладонью зачерпнул пригоршню мусора, бросил на край листа бурую косточку.

— Старая кость — наше стойбище. Это, — насыпал рядом с костью тонкую полоску бурого песка, — низкие сопки, с заката на восток идут, это, — он воспользовался песком жёлтого цвета, — Спящий ручей…

"Это он нам географическую карту рисует", — понял Ник и пододвинулся к медному листу поближе.

Жёлтым песком шаман отмечал реки и ручьи, бурым — горные хребты, пятнышко белого пятна на жёлтой полоске означало переправу, такое же пятнышко на бурой змейке — перевал.

На глазах Ника рождался настоящий картографический шедевр.

Ага, вот эта тонкая жёлтая загогулина и есть искомая река Белая, а эта, более толстая кривая линия, очевидно, река Анадырь. Недалеко от места встречи тонкой и толстой жёлтых полос, шаман разместил обгоревшую спичку.