Седой Кавказ

С работой грузчика покончено, теперь стипендии и зарплаты лаборанта вполне хватает, и он спокойно готовится к сдаче научному руководителю первой части диссертации, как неожиданно получает письмо-уведомление о явке в Грозненский межрайонный суд в связи с заявлением гражданки Букаевой М.А. по поводу развода.

Теперь Самбиев не рад: развод есть развод, а между ними сын, и Марина грозит, что поменяет сыну фамилию на Букаев, «и вообще не допустит никакого общения Ринатика с дикарями».

В июне 1988 года должен состояться бракоразводный процесс, к этому сроку Арзо планирует вылететь в Грозный, и тут новое ка-зенное письмо – повестка явиться в генпрокуратуру ЧИАССР. Арзо хочет думать, что это связано с разводом, однако, прилетев в Гроз-ный, прямо в аэропорту он случайно встретил односельчанина, и ко-гда услышал от него новость – Шахидов База задержан, понял, удар с другой стороны, с Докуевской.

В прокуратуре Самбиева допрашивает мрачный мужчина, чече-нец по фамилии Налаев^* – обрюзгший, с надутым лицом, так что еле видны черные, хмурые глаза, глаза извечного палача, насиль-ника. Вид прокурора надменен, властен, он смотрит на Самбиева пре-зрительно, задает вопросы небрежным тоном. В нем столько злобы, что кажется эта злость выпирает из него в виде густого волосяного покрова, да так, что угольная щетина и на носу, и на ушах – везде, кроме узкого, испещренного неровными морщинами лба.

Хриплым от жира голосом, задыхаясь, брызгая слюной, Налаев задает много вопросов в разброс, и даже не искушенный в допросах Самбиев понимает, что следователь не отягощает себя, видно, знает, что дело предрешено, а он выполняет процедурные вопросы. Только в конце Налаев оживает и как большую тайну сообщает, что Шахи-дов уже дал показания, где валит всю вину на Самбиева, и совет про-курора, как молодому и неопытному, в ответ дать правдивые показа-ния против Шахидова.

Самого Шахидова арестовали прямо во время допроса в проку-ратуре, и Самбиев удивлен, что его отпустили. Правда, вызывают вновь на допрос ровно через неделю, и в этот промежуток должен состояться бракоразводный процесс.

У здания суда он встречает Марину. Она с ним общается сухо, высокопарно, о сыне вообще не хочет с ним говорить, а о том, чтобы показать его, и речи быть не может. Сам суд протекал ровно, быстро. Самбиев ничему не удивляется, он понимает, что Марина сама юрист, здесь работала, имеет связи, и у нее папочка во власти. Он, как и супруга, согласен на развод, знает, что надо платить алименты, однако, когда судья (а все протекает в маленьком рабочем кабинете, без свидетелей и даже секретаря) сообщает, что вся недвижимость Самбиева (квартира, гараж, дача) передается бывшей жене – начина-ет возражать, но суд предупреждает, что в случае проявления нацио-нальных пережитков – последствия могут быть хуже, к тому же есть очередное заявление Букаевой о лишении его отцовства и смене фа-милии и отчества ребенка.

Больше чем коллизии с правоохранительными органами, Арзо беспокоят плач, треволнения и причитания матери. Кемса и днем и ночью, таясь от сына, ревет, ходит с красными глазами, а под ними вздулись мешки, лицо отекло, да так, что кажется Кемса чуточку отъ-елась.

Напрямую или хотя бы по телефону, Арзо пытается выйти на связь с Мархой и Мариной, чтобы обсудить вопрос о недвижимости, пытается хоть как-то отстоять ее, однако все тщетно. Тогда он идет на дерзновенный шаг – решает поговорить с бывшим тестем, как с мужчиной, надеясь на понимание, соблюдение хоть каких-то чечен-ских обычаев.

Прямо у входа в Совет Министров Самбиев останавливает Бу-каева.

– У Вас ко мне дело, молодой человек? – официально интересу-ется отец Марины. – Тогда через приемную, пожалуйста.

Используя старые связи, Самбиев в тот же день записывается на прием к заместителю Председателя Совета Министров. Когда настает его очередь, Букаев заканчивает прием граждан по личным вопросам. Но Арзо не сдается и сидит в приемной до конца.

– Вас просят зайти, – сообщает Самбиеву секретарь.

Осада удалась, однако в роскошном кабинете его решитель-ность куда-то улетучилась, ему стало так же неловко, как тогда, когда он восстанавливался на работе и стоял так же по стойке смирно перед Цыбулько.

Невнятно, скомкав половину заготовленных фраз, на чеченском начал посвящать в свою беду Самбиев своего бывшего тестя. Только теперь, глядя на холеное лицо, дорогие очки, прикрывающие пре-зренно-ненавидящий взгляд, и чувствуя аромат дорогого одеколона, он понял всю бесполезность и позорность своей затеи.

– Говорите, пожалуйста, на общепринятом русском языке, – бесцеремонно перебил его хозяин кабинета.

Еще более стушевавшись, Арзо стал бормотать то же самое на русском.

– Все эти вопросы решает народный суд, – жестко, сквозь зубы процедил Букаев, – и прошу впредь не вступать в связь со мной и членами моей семьи… Я это официально довожу до вашего сведения.

– Так у вас мой сын.

– Чей сын? Тоже компетенция суда.

– Какой суд? – резко крикнул Арзо, в мгновение смущение пе-реросло в злость. – Я к вам пришел, чтобы по-мужски обсудить про-блемы.