Сегментация Жизни

– Завтра позвоню.

– Тебе же надо было ещё две недели назад к нему сходить.

– Некогда было.

– А чем же ты был занят?

Писатель не ответил, фыркнул и вышел из комнаты. Жена опять оценивающе посмотрела на вазу. «Жёлтая, та конечно посимпатичнее будет, понежнее… Себе, может, потом куплю», – решила она.

До ужина писатель сидел на диване и думал. Мелькал и вещал о чём-то телевизор, шумела вода, гремела посудой жена на кухне, а он думал, вспоминал какие-то детали в своём уже законченном романе, сочинял новые варианты взамен уже написанного и даже исправленного, примерялся, даже озвучивал мысленно, но после раздумий решительно всё отметал – лучше уже не получится, это точно.

Ужинали поздно, сидели друг против друга и долго, совсем привычно молчали.

– Сын звонил? – вдруг вспомнил писатель.

– Да.

– Приедет завтра?

– Не знаю.

– Ничего не сказал?

– Он с Майкой поссорился. Переживает.

– Майка?

– Девушку его так зовут. Майка… То есть Майя.

Писатель поморщил лоб, вспоминая.

– Я её не видел ведь?

– Нет, но я тебе, между прочим, о ней говорила.

– Ну, да, ну да, – согласно замотал он головой. – Хорошая девушка?

– А тебе что, старый пень?

– Быть может, я тоже переживаю. Мне ж не безразлична судьба сына.

Жена ничего не ответила, вздохнула глубоко и словно осуждающе – она умела это делать, – и демонстративно быстро стала убирать тарелки со стола.

– Майка… Майя. А знаешь, что означает это имя? Оно ведь…

– Знаю, – оборвала жена.

– Уже когда-то рассказывал? – удивился писатель.

– Неужели ты думаешь, что всё, что я знаю, это ты мне когда-то рассказал? – с укором спросила жена. – Тебе не приходило в голову, что я самостоятельный человек, что я личность, что у меня есть свои собственные интересы, что, по крайней мере, я тоже умею читать?

Писатель безучастно пожал плечами и решил сменить предмет обсуждения, то есть, девушку.

– Странные имена у его девушек… А помнишь, была ещё Мира? Мирослава?

– Ты ещё Октябрьскую революцию вспомни.

– Мира… Мира в миру. Мира правит миром. Мировая девушка… Мира! Вот она мне нравилась. Милая такая, застенчивая.

– Они все до поры до времени милые и застенчивые, – проворчала жена.

– Как ты?

Жена упёрлась руками в бока.

– А сковородкой по лбу?

Писатель вылез из-за стола, улыбнулся.

– Знаешь, лучше тебя у меня всё равно ничего не было и не будет… Спасибо за ужин, всё было вкусно.

Писатель вышел на веранду, уселся на пластиковый стул и стал смотреть прямо и в никуда. Светлый вечер потихоньку заваливался в ночь, вокруг серело, меркло, синело. Солнце садилось за холм, подкрашивая опускавшуюся темноту в фантастические оранжево-красные цвета. А он не мог остановиться, всё ещё перебирал у себя в голове, вспоминал, примерял что-то, менял, снова отметал, правил, а потом возвращался, снова и снова утверждаясь в правильности принятого ранее решения. Нет, ничего менять не надо, постановил он в итоге, и эта простая мысль его сильно обрадовала, он стал свободен и совершенно ублаготворен. Наконец-то он сделал то, что хотел, и так, как он хотел. Там наверху, в кабинете, в листах бумаги, зажатых пластиковой папкой, у него лежало совершенство. Блаженство долгого и оконченного труда растеклось по телу. «Выпить бы», – подумалось невзначай, и вспомнилось дневное желание. В этот момент скрипнула белая дверь веранды и появилась жена с двумя бокалами: в одном было красное вино, в другом – виски со льдом. Она села рядом и протянула писателю квадратный широкий стакан с большим айсбергом в коричневой луже.

– Ты меня удивляешь, дорогая.

– Я тебе немного налила, и разбавила, и лёд кинула. От этой дозы даже таракан не помрёт.

Они сидели, сжимая в руках бокалы, смотрели на заходящее солнце, и по привычке опять молчали.

– Какой сегодня закат яркий, – всё-таки сказал он. – Если бы его нарисовал художник, все бы сказали, что так не бывает. Такие чёткие линии, такой контраст.

– Нереальный закат, – согласилась жена.

– Говори просто «красивый», – поморщился писатель.

– Хорошо, дорогой, – согласилась жена. – Закат сегодня очень красивый.

– Да, красивый.

– Послушай, мы поедем куда-нибудь в июле?

– А мы планировали?

– Да, планировали.

– И куда ты хочешь?

– Сомины едут в Италию, в Рим, и зовут нас с собой.

– Они же были там зимой.

– Теперь собираются летом.

– А ты хочешь ехать с Сомиными?

– Хоть какая-нибудь компания.

Писатель почесал подбородок. Ему было хорошо и спокойно, он не хотел сейчас никаких забот, не хотел думать о том, что вот надо что-то решать, что-то планировать, куда-то собираться, куда-то ехать, с кем-то разговаривать об этом. Жена это заметила.

– Ты уже начал нервничать. Не надо беспокоиться. Всё равно всеми делами в нашей семье занимаюсь я, – успокоила она.

Писатель кивнул.

– Да, ты у меня умница. Не знаю, чтобы я без тебя делал.

Она обхватила его за руку и прижалась.

– Скажи, у нас всё хорошо?

Он пожал плечами.

– Вероятно, да.

– Ты можешь сказать что-нибудь без «вероятно», «наверное», «видимо»?

– Да… Я тебя люблю.

Она отстранилась и с удивлением, и радостью посмотрела на него.

– Ты чего это сегодня такой?

– Какой?

– Ну, такой… Неожиданный.

– Просто я закончил роман.

– Тот, который про деда?