Прикрыв за собой дверь ногой, так как руки были заняты, Чак пошел по коридору, прижимая к себе сжавшуюся в комок брюнетку, которая при приближении к палате все больше и больше скрючивалась, пытаясь, по-видимому, стать незаметнее.
- Ты не туда завернул, - хриплым голосом произнесла Ева. Похоже, что десяти минут под дождем ей хватило, чтобы простыть. Ах, ну да, еще же бегание по базе босыми ногами и подорванный иммунитет. Не надо быть гением, чтобы сложить все эти обстоятельства и сделать одно единственное верное умозаключение.
- Мы не идем в медкорупс.
- А куда?
- Увидишь.
Ева обиженно замолчала. Весь остальной путь они провели в молчании. Хэнсена это устраивало, давало время для размышлений.
- Это же твоя комната?! – приподняв бровь, сказала Волкова, не выказав какого-либо удивления, словно она знала, что мужчина несет ее
именно сюда.
Чак хмыкнул, словно поразившись проницательности и догадливости девушки, но ничего не сказал. Осторожно поставив брюнетку на пол, мужчина достал из кармана специальную карту и открыл дверь, пропуская девушку вперед, как истинный джентльмен, коим он никогда не был.
«Хорошо, что в палате стоял старый допотопный замок, еще времен правления Путина и Обамы», - проскользнула ехидная и мимолетная мысль в голове Волковой, тут же улетучившись в неизвестном направлении.
Совершенно ничего и никого не стесняясь, девушка стянула с себя всю мокрую одежду, скинув ее прямо на пол, не особо заботясь, что так она помнется и не высохнет. Оглушительно чихнув, Ева в одном нижнем белье прошлепала к кровати, быстро, насколько позволяла растянутая стопа, юркнула под одеяло, натянув пуховую перину до самой макушки, пряча холодный нос и ноги в тепле. Чак, глядя на всю эту картину, беззвучно хмыкнул. Собрав все разбросанные по полу женские вещи, он развесил их на стуле и дверце шкафа, а после бесшумно скрылся в ванной, спустя минуту из которой стали доноситься звуки льющейся воды. Выйдя из душа через десять минут, в одних штанах, вытирая на ходу все еще мокрую голову, Хэнсен-младший подошел к своей кровати, с некоторым удовлетворением заметив, что брюнетка оставила ему половину, причем именно ту, на которой он больше всего любил спать. Забравшись под одеяло, мужчина лег так, чтобы не соприкасаться кожей с девушкой, но та сама, словно идя на источник тепла, прижалась спиной к его животу. Чак вздрогнул от контраста их температур: если русская была холодной, то он наоборот, прямо таки пылал жаром.
- Почему ты представляешься Чаком? – тихо и хрипло спросила Ева, на секунду испугав мужчину своим голосом. Он-то уже думал, что она спит. Девушка обернулась к блондину, заглянув тому в глаза, - твое полное имя Чарли? Почему не представляешь так?
Хэнсен вздрогнул, посмотрев на внимательно следящую за его реакцией брюнетку.
- Если уж на то пошло, то мое полное имя Чарльз, - мужчина нахмурился, переместив взгляд с девушки на подушку, словно она была намного интересней живого человека, - мама называла меня Чарли. Я не хочу лишний раз вспоминать об этом. Это слишком больно, - поморщился Хэнсен. Нет конечно, плакать он не собирался, но кто сказал, что воспоминания о давно ушедшем родном человеке не будут причинять боли даже через много-много лет. Зачастую, память как будто специально и нарочно душит тебя счастливыми моментами из прошлого, словно снова и снова показывая тебе то, что ты потерял, то, что ты упустил и больше не вернешь.
- А меня мама в детстве чертенком называла! – горькая и печальная усмешка проскользнула на губах Евы, тут же исчезнув. Склонив голову, утнувшись лбом в обнажённую грудь австралийца, Волкова замолчала, а через несколько минут, засопела, обмякнув в горячих объятиях Хэнсена-младшего, который не переставал широко улыбаться, зарывшись носом в длинные и спутанные волосы, пахнущие дождем.
- А ведь пока ты лежала в палате, я по ночам пробирался к тебе, чтобы проверить, все ли с тобой в порядке, - тихо прошептал Чак, зная, что девушка уснула и его откровение не будет услышано.
Ведь так же легче. Когда не знают.
========== 16. ==========
Прошла еще неделя, прежде чем гипс с ноги Евы сняли, оставив лишь один эластичный бинт. За побег ей досталось знатно, но хуже все же пришлось Хэнсену. Если ее только пожурили и заставили все семь дней безвылазно сидеть в палате, теперь уже следя за каждым шагом брюнетки, то австралийцу пришлось выслушивать многочасовую лекцию от отца, а потом отдраивать всю грязную посуду на кухне. Волкова посочувствовала мужчине, внутри радуясь тому, что она все-таки больна, и не разделяет теперь незавидную участь блондина.