Сегодня – позавчера. Испытание сталью

— Нас обратно погонят? — спросил кто-то.

— Нет, — ответил я.

— Тут оставят?

— Нет.

— А как?

— Сейчас и решают. Кто будет расстреливать, — оскалился я.

— Как так-то?

— Чё вы его слушаете. Паникёр!

Ну-ну.

Стали нас строить шеренгой.

— Ты пророк? — спросил один пленный с выцветшими следами от треугольников на отвороте.

— Держать нас тут негде — нет огороженного периметра. Дотемна нас на место перегнать не успеют. Вывозить нас нечем. Вот геморрой им создался. Нет человека — нет проблемы!

— Ты так спокоен?

— А толку от волнений? Умирать страшно только первый раз.

Несколько отчаянных взглядов на меня, потом по сторонам. Я смотрел на направленные на нас стволы пулемётов.

— Бежать надо!

— Да, поздно уже. Их больше, чем нас!

— Бежим, облегчим им задачу! — опять оскалился я.

— А чему ты радуешься?

— Что война для меня кончится! Что рожи ваши мерзкие больше не увижу!

Они стали меня бить. Толпой. Ну, что. Правильно. Бить меня легче и безопаснее, чем немцев. Грохот пулемётных выстрелов, падающие на меня тела, кровь, крики, стоны, отчаянный вой.

Вдруг грохот прекратился. Мат-перемат на песьем лающем немецком, мат-перемат на русском.

Попытался прикинуться умирающим лебедем. Не вышло. Подняли, сунули в толпу. Блин, почти получилось! Какой был план — меня пока бьют, я ниже прицела пулемёта, заваленный телами, дожидаюсь ночи, линяю. Не вышло. Бывает. Плохой план.

Опять на меня направлена чёрная дырка пулемётного ствола. Веснушчатый мордастый немец с закатанными рукавами кителя неторопливо меняет змею ленты. Взгляд его спокоен, собран. Как будто он не отнял сейчас десяток жизней и не собирается отнять ещё несколько десятков, а перебирает требования-накладные.

— Ну, вот и закончился твой путь, Витя. Прощай, Родина! Прощай, небо! Прощай, земля! Любимая, я иду к тебе! Наконец-то! — шептал я, смотря на неторопливые облака.

Загрохотал пулемёт. Я стиснул зубы, ожидая, когда пули ударят в грудь. Подался вперёд, чтобы очередью меня не «сдуло».

Но ничего не произошло. Пулемёт смолк. Растерянный мордастый немец открыл затвор пулемёта. Заклинило? Бывает. Даже у таких надёжных машинок, как МГ-34.

На скорости лихо подлетел хромированный легковой автомобиль. Я уже начал чуть-чуть разбираться в местной автомобильной моде. Так вот — это было довольно крутое авто для этих лет. Старший из немцев на полусогнутых побежал к открывшейся дверце, оббитой изнутри красным бархатом. Или красной кожей? Выслушал, кивал, козырнул, махнул рукой, что-то проорал. Авто газанул, вспылил, умчал. Нас стали сгонять на дорогу. Тех, кого не дорасстреляли.

Так вот какой ты — рояль в кустах! Я — долбаный горец. Опять мне не удалось умереть. Пулемёт заклинило, какая-то шишка нашла для нас применение. Иди, Витя, твой путь не окончен. Квест не закрыт.

— Бывает же! — хмыкнул вертухай.

— Самому не верится. Да и ты не верь, оно проще будет, — ответил я ему.

— А потом что?

— Почти ничего. Пригнали нас в другой лагерь. Там нас гоняли железную дорогу чинить и вагоны разгружать. Кормили уже лучше. Правда, только тех, кто на работу ходить мог.

— А тебя? У тебя же рука была?

— А жрать-то охота! Ходил тоже на ремонт дороги. Шпалы и рельсы веревкой таскал. Как бурлак. Как ты думаешь — это является сотрудничеством с врагом?

— Хм-м. Даже не знаю.

— Вот. Видишь, я ещё и на немца пахал.

— Да, нет. Вот если бы ты к ним на службу перешёл. Предлагали?

— Заставляли.

— А ты?

— Смешной ты! Как ты думаешь, если бы я согласился, признался бы тебе?

— Бывает. Признаются. Они к немцам переходят, потом к нам перебегают.

— Нет. Там высокий входной порог.

— Что высокий?

— Чтобы немцам служить, надо своего грохнуть на фотокамеру.

— Да ты что? Вот суки!

— А ты?

— А меня так отметелили, что я кровью ходил. И нос опять сломали.

— Как же ты так?

— Чтоб сразу отстали от меня и не лезли ко мне с гнилью, я нахамил.

— Как?

— Спросил, что они будут делать, когда наши вернутся?

— И всё?