Сегодня - позавчера. Трилогия

  Я повернулся к "штрафникам". Кот торопливо пристроился к строю. Морда озабоченная, как у голодного кота, почуявшего рыбный запах.

  - Ребят, это мой ротный. Отличный мужик, замечательный командир, хоть и сыщик. Вы слышали его предложение. Кто со мной?

  Все четверо сделали шаг вперёд.

  - Брасень, ты хорошо подумал? С краснопёрыми придётся служить.

  - Сам говорил, пришло время отринуть прошлое. Ночью все одного цвета, - насупился Брасень.

  - Давно бы так. Спасибо за доверие, мужики!

  Потом повернулся к Степанову:

  - Мы готовы. Когда выдвигаемся?

  Санёк, совсем пацанским жестом сдвинул шапку на лоб, зачесал затылок. На помощь ему пришёл Кельш.

  - Товарищ подполковник, примите, - крикнул он, доставая рюкзак из машины.

  Степанов сходил, хромая, принёс рюкзак, тулуп. "Эмка", развернувшись, ушла, увозя Кельша.

  - Пришлёт за нами машину. А чтобы нам не скучно было ждать... Ей, повар! Не накормишь внештатного едока?

  Пока расстилали тулуп, я наткнулся глазами на красноречивые глаза Брасеня. Кивнул. Брасень тут же ушёл. Увидев его манёвр, за ним последовали и Кот с Иваном. Прохор пробубнил:

  - Пойду "путейский" посмотрю, - тоже ушёл.

  Мы с подполковником остались вдвоём.

  - Что это они?

  - Головы не забивай. Трофеи.

  - А! Да, после спирта самый ценимый разменный предмет - немецкий пистолет. Как раз в тыл едем.

  - Далеко?

  - В Москву, - гоготнул Санёк, разливая коричневый ароматный напиток из бутылки без этикетки по маленьким мельхиоровым стопкам.

  - Ставка в Москве? - удивился я, - Как же так? Почти вся Москва под немцем?

  - Это верхняя Москва. А подземная - наша. Там, в катакомбах, Ставка.

  - Охереть!

  - Давай, Витя, за Сталина. Так и не покинул он Столицы. Исключительной мужественности наш вождь.

  Я выпил. Тост Степанова ничуть меня не покоробил, не показался он мне ни подхалимством, ни пропагандой. Теперь я и сам, провоевав полгода, готов был за Сталина глотки рвать и жизнь отдать. Вот так-то! Сюда бы всех либерастов и дерьмократов! И-ех! Или его с его "командой" туда! Торговцев органами бы быстро извели под корень.

  Второй тост выпили стоя. И молча. Третий - за Победу. Только после я начал есть.

  - Отличный коньяк!

  - Кельш подогнал. Сказал от твоего крестника. Говорит, ты поймёшь.

  Я чуть не упал, как только допёр до "крестника" - кавказца. Коньяк-то армянский.

  Степанов с любопытством смотрел на меня. Сыщик, что с него взять?! Уже унюхал, всё просчитал.

  В это время мимо погнали колонну военнопленных. Мы очень долго провожали её взглядами.

  - Надеюсь, привыкнем, - вздохнул Санёк, - почаще бы наблюдать подобное.

  - Не скоро, - ответил я набитым ртом.

  - В смысле?

  - Сегодняшнее отступление - инициатива на местах. Генералы Вермахта в растерянности. Их же не часто бьют. Почти никогда. Они оклемаются, огрызаться начнут. Гитлер истерику им закатит - вообще отступать перестанут. А там весна, распутица, война подзавянет. А летом - они долбанут.

  - Думаешь? Но, мы-то уже не те!

  - И они тоже. Разом везде буром переть уже не смогут. Где-то в одном направлении, но мощно.

  - В каком?

  - На севере им ловить нечего. Ну, возьмут они Ленинград и отрежут Мурманск. Нам будет сложнее, но не смертельно. А им что это даст? Ничего. Центр? Они рвались к Москве, к сердцу. Вот, взяли Москву. Почти. Нам это создало множество проблем. Но, не убило же! И они извлекут из этого урок. Юг. А вот тут всё очень интересно. Самая сильная наша группировка была на юге, до Киева. Теперь всё здесь. Юг оголён. А там и хлеб, и уголь, и металл, и нефть, и люди, в конце концов. Если они отрежут нас от кавказской нефти, что будет с нашей армией? Без топлива?

  - М-да! Вить, тебе в генштабе работать надо.

  - Там уже мест нет. А что, я согласен! Тепло, светло, не стреляют, кормёжка отличная. Одна беда - волосатой руки у меня нет. Все мои друзья и знакомые - потенциальные герои-смертники. А блат, Саша, он главнее Совнаркома!

  Степанов смеялся до слёз.

  - Да твоим знакомствам только позавидовать! Сам же в самое пекло лезешь!

  - Это, да! Каюсь, контужен, на всю голову.

  - А теперь, контуженный ты мой, послушай как на самом деле будет. Мы окружим здесь, в Подмосковье, лучшие подразделения врага. А как земля подсохнет, подоспеют резервы второй волны и мы погоним этих мародёров с нашей земли по всем фронтам.

  Я смотрел на яростного Степанова, не стал спорить. Пусть так думает. Не, не так - так и надо думать! Моё "пророчество", основанное на послезнании, сильно попахивало пораженством. А вот убеждённость Сашки вдохновляло. Поэтому я сказал лишь:

  - Дай-то Бог, чтобы было по-твоему. Кому ж не хочется их выгнать с нашей земли?

  Вернулся Прохор. Уставший, разочарованный. Покачал головой - никого живых не нашёл, полез в подвал. Что он там потерял? А, вон оно что - на улицу полетели вещмешки и телогрейки бойцов роты. Вот и мой мешок вылетел. Я подобрал его, вытряхнул полушубок, накинул на плечи.

  - Странный он какой-то, - тихо сказал Степанов.