Сегодня – позавчера

– Точно. Твоего Тараса и озадачу – он у тебя самый оборотистый и основательный.

– Весь в меня!

Предрассветный мандраж

Полустанок и посёлок были пусты. Все копали, под прикрытием темноты, основную линию обороны – в 150–200 м позади вырытой днём, уже демаскированной.

– Старшина! Оставь мне Мельникова. С этой дурмашиной он один управляется, а мне каждая погрузочная тонна – позарез. Утром отдам.

– А что мне за это будет?

– Бинокль. Трофейный, цейсовский. На, держи!

– Ты бы мне его и так отдал.

– Ты и Мельника бы так отдал. Ладно, поехали. Мельник, сдавай назад, к Тарасовой яме.

Откуда-то вылетел Кадет – прибежал на звук моторов, кинулся меня обнимать.

– Отставить, боец. Я тебе что, девушка, ты меня обнимаешь? Доложи по форме.

Доложил, что за время моего отсутствия происшествий не случилось, кроме атаки немцев, выбивших наши дозоры с берега.

– Человек пятьдесят наши положили. Пока они плыли на своих лодках, потом, пока на кручу берега лезли – гранатами их закидали. Снайпера удачно постреляли. Всех их пулемётчиков перебили.

– У немцев в отделении каждый солдат обязан владеть пулемётом. За пулемёт ставят лучших стрелков, но владеют все. Пулемётчики будут. Всё равно – хорошо. Лучших – выбили, завтра не так метко стрелять будут. А наши потери?

– Двоих убитых принесли. Сколько там оставили – не знаю. Шесть раненых отправили в школу, остальные, после перевязки, вернулись. Метрах в ста – ста пятидесяти закопались от немцев. Перестреливаются. Но это уже смена. Наш взвод, третий, и рота этих, пехоты, из батальона Свиридова. У них в роте – меньше, чем у нас во взводе.

– Мы первые сутки воюем, а они? Сколько у нас будет к завтрашнему вечеру? Где комбат? Пойду, доложу о прибытии. Ты нам землянку приготовил?

– Ага. Ротный, правда, опять внаглую к нам заселился. Людей нагнал, расширили всё, амбразуры сделали. Говорит – энпэ его будет.

– Вот паразит! Придётся новое укрытие делать. Метрах в двадцати от этого «НП», Миша, откопай щель, вот так расширь, чтобы сесть можно было или лечь, ход сообщения с изломом пророй. Приду, шпал наносим, перекроем. Чую, засветит он наше убежище.

– Понял, пойду. Вещи пока в старой «берлоге» оставлю. Я тебе «доспех» поправил. Пушкари помогли – им не впервой бронещиты выправлять.

– Вот спасибо, Миш. А, комдив тебя к награде представлять будет.

– За что? Я же ничего не сделал?

– Считай – авансом. Давай, давай! Шевелись! Ночь, хоть и длинная, но перед боем отдохнуть бы не помешало.

Комбата я нашёл на гребне высотки. Он сидел на штабеле шпал, смотрел в бинокль на прибрежную перестрелку. Доложил. Он кивнул, как будто ждал только такого исхода моей поездки.

– Смотри, Виктор Иванович, немец обычно ракетами всё засвечивает, даже когда боя нет. А сейчас – редко.

– Чтобы мы не видели? Так и они ни черта не видят.

– Это мои «лешие» их надоумили, – сказал подошедший Степанов. С ним остальные ротные, – как взлетает ракета – снайпера скидывают в реку кого-нибудь с моста. Саперов своих жалеют, наверное, больше, чем десант на плацдарме. Ребята уже два раза, двумя и тремя тройками, к их окопам подползали. Команду «Атас!» они теперь крепко запомнят.

– Я видел. Потери есть?

– Один легко ранен. Перевяжется – вернётся в строй.

– Ты сильно не расслабляйся, они и сами могут нам «атас» устроить. Обойдут по берегу, вылезут где-нибудь.

– Боевое охранение расставлено. В три ночи – смена. В семь утра – ещё смена. Эти уже примут первый удар.

– Всё верно. План остаётся прежним, возвращайтесь в роты, усиливайте фортификационные работы. Людей не жалеть! Я понимаю, люди устали, но сейчас не тот случай, чтобы слабину проявлять. От этой ночи зависит наша судьба. Как проведём эту ночь – так и следующую встретим. Кто проявит недостаточно выдержки – не доживёт. Надеюсь, все это осознали? Свободны. Так, старшина, погодь. Ты, я видел, поспал там, на насыпи. С спросонья даже майору нагрубил. На тебе – проверка несения караульной службы. Найдёшь, кто спит в дозоре – расстреливай на месте. Ты сможешь, я знаю. Я не хочу, чтобы нас взяли врасплох, как ты этих, на лесопилке. Задача ясна? Копать ты всё одно не можешь. Как рука?

– Врачиха говорит – отойдёт. Это от удара пули в броню – отбило что-то. Пальцами двигаю, но силы в руке нет. Как отсиженная нога – бесчувственная.

– Отсиженная нога потом сильно болит и колет. Может, тебя в тыл отправить?

– Владимир Васильевич, наказать меня хочешь? За что? Я к этому бою, можно сказать, всю жизнь готовился, а вы!..

– Ладно, иди.