Сегодня ты, а завтра

– Хотелось бы поконкретнее, – наконец сказал Эдик.

– Хорошо, – кивнул Триппель, наливая еще коньяку, – скажу поконкретнее.

Он назвал сумму. Она равнялась заработку Эдика за полгода. Для обычного советского обывателя это были потрясающие деньги. Для Эдика в общем-то тоже немаленькие. И самое главное, без нервотрепки, без беготни. Без постоянного страха, несмотря на щедрую «подмазку» правоохранительных органов...

Итак, Эдик немного поторговался и... согласился. Так закончился период его жизни под названием «фарца». Нужно было начинать новый...

Внешне все осталось как было – Эдик Кипарис ежедневно, кроме выходных, ходил на работу в свой НИИ, где работал старшим научным сотрудником, получал мизерную зарплату, стоял в институтской столовой за «заказами», состоящими из килограмма леща, трех бананов и банки сгущенки. И никто из его сослуживцев не догадывался, что этот скромный человек владеет большими деньгами. Большими настолько, что, пронюхай о них органы, Кипариса моментально бы отдали под суд. Ну ни дать ни взять подпольный миллионер Корейко!

Однако наступил момент, когда Кипарису пришлось частично обнаружить свои богатства.

Эдик давно задумывался о своей дальнейшей судьбе. И пришел к дальновидному выводу, что интеллектуальная собственность в принципе тоже богатство. И немаленькое. Его можно измерить, оценить, продать, в конце концов. Не в Стране Советов, разумеется. Там, за бугром, где всегда с распростертыми объятиями ждали наших талантливых ученых.

Честно говоря, Эдику не хотелось самому заниматься наукой. Медицина была ему скучна. Он почти с завистью смотрел на своих сослуживцев, для которых наука была смыслом жизни. Вот если бы соединить его деньги и их талант...

Случай подвернулся неожиданно. Как-то раз Кипарис вышел покурить на черную лестницу. Там стоял Феликс Знаменский – ровесник Кипариса, но уже доктор медицинских наук. Эдик был знаком со Знаменским шапочно.

Знаменский нервно затягивался дешевым «Пегасом», кашлял, причмокивал и шумно втягивал носом воздух. Кипарис достал пачку «Мальборо» (сигареты были единственным признаком, выдающим в нем состоятельного человека) и щелкнул зажигалкой. Ароматный дым достиг ноздрей Знаменского, и он, очередной раз втянув воздух, с нескрываемой завистью посмотрел на Кипариса. Тот предложил ему сигарету. Знаменский с наслаждением затянулся и долго не выпускал дым из легких. Потом они разговорились. В общем-то говорил в основном Знаменский, и только о своей работе, просто-напросто потому, что ни о чем другом он говорить не мог. Знаменский жаловался на то, что его изобретение рискует пролежать на полке всю жизнь, что их лаборатории, которой руководил профессор Владимир Абрамович Бычков, не отпускают почти никаких средств, а тем не менее их открытие могут перехватить иностранцы и наши ученые опять окажутся в пролете, хотя первенство принадлежит им. Знаменский жаловался долго, подробно и образно.

– А что конкретно вам нужно? – спросил Кипарис, угощая Знаменского четвертой сигаретой.

Знаменский втянул голову в плечи, огляделся по сторонам и вполголоса произнес:

– Деньги.

Эдик удивился. Знаменский не сказал «поддержка дирекции или министерства» или «выделение фондов», например, что было бы гораздо естественнее для ученого в то время. Поэтому Кипарис расспросил его подробнее. Тянуть Знаменского за язык не понадобилось, и он все выложил как на духу.

Знаменский и Бычков действительно изобрели уникальный способ проведения операций на сердце. Такого еще не было нигде в мире. Человек с пороками клапанов, повреждениями сердечной мышцы и даже миокарда практически полностью вылечивался. С помощью аппарата Знаменского и Бычкова сердце начинало само воспроизводить поврежденные клетки и через полтора года полностью обновлялось. Практически человек получал новое сердце взамен старого. Это было похоже на научную фантастику, но, судя по рассказу Знаменского – а не верить ему у Кипариса оснований не было, – являлось истинной правдой.

– Мы уже проводили опыты на морских свинках, – сказал Знаменский, с удовольствием прикуривая шестую сигарету «Мальборо».

– И что? – Рассказ Знаменского заинтересовал Кипариса.

– Результат потрясающий. Свинка бегает как новорожденная. А мы до того, как испробовать аппарат, почти полностью разрушили ее сердце.

– А что, разве никого это изобретение не заинтересовало?

– Представьте себе, нет. В Академии медицинских наук только отмахнулись, в специальных журналах тоже отказались нас слушать. Мы даже в горкоме были!

– Что там сказали?

– Прозрачно намекнули, что с подобным шарлатанством будут бороться всеми известными им методами. И даже пригрозили пожаловаться на Старую площадь. Представляете?! Это же средневековье! Инквизиция!

– И что же вы хотите? – спросил Эдик, у которого в голове уже вертелась одна неясная и не оформившаяся пока мысль.

– Нам нужно сделать настоящий большой аппарат. Поставить опыты на свиньях. Снова попытаться продвинуть изобретение. Ведь если мы поставим опыт на свиньях, они не смогут просто так отмахнуться от его итогов? А?

Эдик с сомнением покачал головой: