Составленная резолюция была тут же успешно проголосована, и к всеобщему недовольству делегатов (разошедшихся в своих фантазиях о сырных и иных объедках), Совет был вынужден вновь вернутся к законотворческой деятельности.
Узнав, что всего внесённых поправок по предыдущему предложению больше сорока, председательствующий разразился ругательствами по поводу производственного шлака и тут же вынес на голосование только одну, уже озвученную.
Все, включая и самого инициатора вопроса, проголосовали за, а законопроект в целом (как опасную тенденцию) признали вредным и вернули на доработку.
Далее слово имел член фракции «Простых мещан» который от имени этих самых (непонятно откуда взявшихся) мещан, потребовал принудительного либерализма консервативных устоев и социальной открытости во всех незакрытых учреждениях. Затем он возмутился отсутствием на заседаниях прессы и призвал нас троих, ничего не боятся.
Из зала ему стали горячо возражать, он стал пламенно отвечать. Послышались бранные слова с переходом на личности и потому, председательствующий, запустив пластиковую бутылку в зал, вновь настоятельно призвал всех соблюдать регламент и процедуру.
Оставшийся без орудия производства, первый помощник сразу же приуныл и принялся ковыряться у себя в ухе. Атмосфера в зале накалялась и положение спасло лишь заявление второго помощника о том, что у него закончилась бумага, а значит до оставшихся законопроектов дело так и не дойдёт.
Вполне предполагая подобную провокацию заранее, все делегаты вставши спели песню о славном городе Метрополия (в которой призывалось не забывать кем бы ты был, если бы не его ввысь уходящие шпили), после чего председательствующий торжественно объявил заседание закрытым.
С чувством хорошо выполненного долга, делегаты стали быстро покидать помещение. Какое-то время ещё слышны были некоторые отголоски ожесточённых споров и недосказанных речей, но в целом зал опустел довольно быстро. К нашим скромным и случайным персонам никто не проявил ни малейшего интереса, а делегат призывавший нас ничего не боятся, уходя, лишь окинул нас испуганным взглядом и тут же затерялся в толпе.
Наконец, подошёл наш знакомый член Комитета по работе с резолюциями и предложил нам всем вернутся в помещение архива. Куда мы, отягощённые не вполне полным пониманием произошедшего на наших глазах действа, тут же и направились.
— У вас, на редкость хорошо организованное делопроизводство! — прохаживаясь среди длинных стеллажей с папками подшитых документов, восхищённо произнёс менестрель. — Сразу же чувствуется профессиональный подход.
— Это естественно, — приглашая нас присесть на груды бумаг на полу, ответила крыса-делегат. — Ничем другим, многие из нас никогда и не занимались.
— Но ведь все эти заседания, документы и резолюции, по сути не имеют никакой юридической силы, — рискнул предположить я.
— Сила документа в его зафиксированной форме существования, — не согласился со мной член (некогда распущенного) Совета. — Придёт время и юридическая сторона вопроса к ней (форме) обязательно подтянется.
— Никаких сомнений у нас по этому поводу нет, — поспешил вмешаться в этот разговор демон, мимикой своего лица всячески призывая меня оставить всю эту правовую казуистику на потом. — Но нас, в данный момент, тревожит вопрос несколько иного характера.
— Это вы, о возмущённой общественности?
— Именно.
— И в чём предмет этих возмущений?
— Как в чём? В несправедливости нынешней системы.
— Хорошо их понимаю.
— А мы, вот чего понять не можем. Как можно соответствовать критериям книги, которою никто в глаза не видел?
— Если это вы о «Кодексе Праведности», то…
— О нём самом, разумеется.
— …то тут вы не правы. В глаза, сам Кодекс (было время) наблюдали многие, а вот увидеть его сейчас, конечно же не представляется никакой возможности. Из общего употребления книга, за исключением одного оставшегося экземпляра, изъята.
— Неужели не осталось ни одной копии?
— Нет. И к сожалению, мы также приложили к этому свои усилия.
— Излишне радикальные, как по мне, меры.
— На тот момент они казались оправданными.
— А я слышал историю о том, что книгу эту, пытались восстановить по памяти, — вспомнив слова старухи в лесу, аккуратно возразил я.
— Было дело, — подтвердил мои сведения член бывшего Совета, — но это оказалась слишком сложная задача.
— Почему? — напрягаясь спросил демон.
— Книга написана сложным языком правовых коллизий и спорных толкований, с поправками на непредвиденные обстоятельства. Запоминать всё это, на тот момент не было никакой необходимости. А потом… Да и к тому же, подобного рода попытки, чреваты серьёзными репрессивными действиями со стороны власти. Лжевласти — если быть точнее.
— Значит единственная возможность её увидеть, это попасть на десятый уровень?
— Даже если вы туда попадёте, Кодекс надёжно охраняется и доступ к нему имеет лишь этот… мерзкий самозванец. Что б ему с последнего этажа рухнуть!
— И всё же. Есть ли способ на уровень этот попасть?
— Навряд ли. Система утратила былую гибкость и застыла на последнем, единственно приемлемом для Прислужника моменте.