Сёгун

— Никто. Но только чудом. В следующий раз… Кажется, один из них сделал самогонный аппарат. Ужасно, что пьянка делает с человеком…

— Да-а… Жаль их дом… Но они построят себе другой.

Алвито кивнул и оглянулся на шпангоуты — волны ласково плескались о них.

— Я хотел сказать вам, прежде чем уеду, что мне понятно, что значила для вас Марико-сан. Я был очень расстроен вашим рассказом про Осаку, но в некотором роде эта история воодушевляет. Я понимаю, что значит ее жертва… Она рассказывала вам о своем отце, об этой трагедии?

— Да, кое-что.

— А, тогда вы понимаете все это. Я очень хорошо знал Дзу-сан Кубо.

— Кого? Вы имеете в виду Акечи Дзинсаи?

— О, простите! Под этим именем он известен и сейчас. Разве вам не говорила об этом Марико-сан?

— Нет.

— Тайко в насмешку прозвал его Дзу-сан Кубо — «сегун тринадцати дней». Его мятеж — от выступления его людей до массовых сеппуку — длился всего тринадцать дней. Он был прекрасный человек, хотя и ненавидел нас — не потому, что мы христиане, а потому, что иностранцы. Я часто думал, не стала ли Марико христианкой, чтобы, лучше изучив наш образ действий, потом уничтожить нас… Он говорил, что я настроил Городу против него.

— А вы настроили?

— Нет.

— Какой он был из себя?

— Низенький, лысый мужчина, очень гордый. Прекрасный генерал и замечательный поэт. Так жаль, что они так кончили… все Акечи. И теперь последняя из них… Бедная Марико… но ведь она сделала это, чтобы спасти Торанагу — если так захочет Бог. — Алвито коснулся своих четок. — Еще, кормчий, перед тем как уехать, я хотел бы извиниться перед вами за… в общем, я рад, что отец-инспектор был там и ему удалось спасти вас. Не за «Эрзамус» — хотя я ничего не сделал с ним. Я прошу извинения только за этих людей — Пезаро и адмирала. Я рад, что ваш корабль сгорел.

— Сигата га наи, отец. Скоро я построю другой.

— Какого типа судно вы хотите построить?

— Достаточно большое и хорошо вооруженное.

— Чтобы атаковать Черный Корабль?

— Чтобы уплыть домой, в Англию, — и защититься от любых врагов.

— Это напрасные траты — весь этот труд.

— А что, еще раз «воля Божья»?

— Ну да. Или диверсия.

— Если так, и мой новый корабль тоже погибнет — я построю другой… А с ним не повезет — еще один. Я хочу построить корабль или получить место на чужом корабле. Когда вернусь в Англию — выпрошу, одолжу, куплю или украду каперское судно и вернусь обратно.

— Да, я понимаю. Вот почему вы никогда отсюда не уедете. Вы знаете слишком много, Анджин-сан. Я говорил вам это и раньше и говорю снова, без всякой злобы. Правда. Вы смелый человек, умный враг, достойный уважения, и я стараюсь, чтобы между нами сохранился мир. Мы будем много раз встречаться друг с другом, многие годы — если переживем войну.

— Вы так думаете?

— Да. Вы слишком ценный человек для японцев. Скоро вы станете личным переводчиком Торанаги. Нам не следует враждовать — вам и мне. Думаю, наши судьбы пересекаются. Марико-сама говорила вам об этом? Мне — говорила.

— Нет, никогда. Что еще она говорила вам?

— Она просила меня стать вашим другом, защищать вас, если я могу. Анджин-сан, я пришел сюда не для того, чтобы раздражать вас или ссориться, но попросить вас о мире перед отъездом.

— Куда вы направляетесь?

— Сначала в Нагасаки, на корабле из Мисимы. Там надо заключить несколько торговых сделок. Потом — туда, где будет Торанага, либо туда, где будет битва.

— Они позволяют вам свободно разъезжать, несмотря на войну?

— О да. Они нуждаются в нас — любой из тех, кто выиграет. Мы можем проявить благоразумие и заключить мир — вы и я. Я прошу вас об этом из-за Марико-сан.

Блэксорн ответил не сразу.

— Как-то у нас было перемирие — потому что она этого хотела. Я предлагаю его вам. Перемирие — не мир. При условии, что вы не подойдете ближе, чем на пятьдесят миль к тому месту, где я буду строить корабль.

— Согласен, кормчий! Конечно, я согласен! Но вам нечего бояться меня! Ну что ж, давайте в память о ней заключим перемирие, — Алвито протянул руку. — Благодарю вас.

Блэксорн крепко пожал ему руку.

— Скоро в Нагасаки устроят ее похороны. В соборе. Службу проведет сам отец-инспектор, Анджин-сан. Часть ее праха будет погребена там.

— Ей это было бы приятно… — Блэксорн засмотрелся на останки корабля. — Еще один момент… Я не рассказывал о нем Торанаге. Как раз перед тем, как она погибла, я благословил ее как священник и исполнил последний обряд — я старался, как только мог. Больше никого не было, а она была католичкой. Я не думаю, что она слышала меня, не знаю, была ли она в сознании… То же самое я сделал при кремации. Было ли это… подействовало ли это так, как нужно? Приемлемо ли это? Я старался сделать это из-за Бога… Не из-за вас или меня… Только из-за Бога…

— Нет, Анджин-сан. Нас учат, что это не так. Но за два дня до смерти она просила и получила отпущение грехов от отца-инспектора.

— Тогда… тогда она знала, что должна умереть… Что бы ни было, она была жертвой.

— Да. Бог благословляет ее и берет под свою защиту.

— Спасибо, что рассказали мне об этом. Я… я всегда беспокоился — вдруг такое мое вмешательство не поможет, хотя я… Спасибо…