Сёгун (части 3-4)

Марико стояла на коленях перед зеркалом из полированного металла. Наконец она отвела взгляд и посмотрела на нож, который держала в руках. Лезвие отражало свет масляной лампы.

- Мне бы надо воспользоваться тобой, - сказала она, охваченная горем. Ее глаза обратились к Мадонне с младенцем в нише, украшенной изумительно красивой веточкой цветов, и наполнились слезами: "Я знаю, что самоубийство смертный грех, но что я могу сделать? Как мне жить с таким позором? Лучше сделать это, пока я еще не предана".

Комната была очень тихая, как и весь их семейный дом, построенный внутри кольца укреплений и широкого рва с водой вокруг всего замка; здесь имели право жить только самые любимые и надежные хатамото. Через разбитый у дома сад с бамбуковым забором бежал маленький ручей, отведенный от одной из многих окружающих замок речек.

Услышав, что заскрипели, открываясь, передние ворота и слуги сходятся, приветствуя хозяина, Марико быстро спрятала нож и вытерла слезы. Вот раздались шаги... она открыла дверь и вежливо поклонилась Бунтаро. Он явно был в мрачном расположении духа. Торанага, сообщил он ей, опять передумал и приказал ему выехать немедленно.

- Я еду на рассвете. Хотел пожелать вам спокойного путешествия... - Он запнулся и взглянул на нее. - Почему вы плачете?

- Прошу извинить меня, господин. Только потому, что я женщина и жизнь кажется мне такой трудной. И из-за Торанаги-сама.

- Он ненадежный человек. Мне стыдно это говорить. Ужасно, но вот чем он стал. Мы должны вести воину. Намного лучше начать войну, чем знать, что единственное, что ждет тебя в будущем, - это увидеть перед собой грязное лицо Ишидо, смеющегося над моей кармой!

- Да, простите. Я желала бы чем-нибудь помочь. Не хотите ли чаю или саке?

Бунтаро повернулся и рявкнул на служанку, которая смотрела на них стоя в дверях:

- Приноси саке! Быстро!

Бунтаро вошел в ее комнату. Марико закрыла дверь. Теперь он стоял у окна, откуда видны были стопы замка и главная башня за ними.

- Пожалуйста, не беспокойтесь, господин, - сказала она успокаивающе. Ванна готова, и я пошлю за вашей любимой наложницей.

Он все смотрел на главную башню замка, стараясь сдержать закипающее раздражение.

- Торанаге следовало бы отказаться в пользу господина Судару, если он хочет остаться в живых, - ведь будет драка за положение главы рода. Господин Судару - его сын и законный наследник, не так ли?

- Да, господин.

- Или он мог бы сделать лучше, так, как предлагал Затаки, - совершить сеппуку. Тогда вместе с нами сражался бы Затаки со всеми его армиями. С ними и с мушкетами мы прорвались бы до Киото, - я знаю, что это нам бы удалось. А если мы и проиграли - все же это лучше, чем сдаваться, как грязные, трусливые любители чеснока! Наш хозяин потерял все права! Правда ведь? налетел он на Марико.

- Пожалуйста, извините меня - я не могу так говорить. Он наш сюзерен.

Бунтаро стоял задумавшись, не в силах отвести взора от главной башни, словно она излучала гипнотическую силу. На всех этажах светились огни, ярче всего - на шестом.

- Мой совет его Совету - предложить ему покончить с собой, если он не захочет - помочь ему. Таких прецедентов достаточно! Многие разделяют мое мнение, господин Судару - пока еще нет. Может быть, он действует тайно, кто его знает, что он на самом деле думает? Когда встретите его жену, когда вы встретите госпожу Дзендзико, - поговорите с ней, убедите ее. А она убедит его, - она водит его за нос, правда? Вы ведь подруги, она вас послушается. Убедите ее.

- По-моему, очень плохо так поступать, господин. Это предательство.

- Я приказываю вам поговорить с ней!

- Я выполню вашу просьбу.

- Да, вы выполните приказ, не так ли? - прорычал он. - Подчинитесь? Почему вы всегда такая холодная и печальная? А? - Он поднял зеркало и протянул его Марико. - Посмотрите на себя!

- Пожалуйста, извините меня, если я огорчила вас, господин, - она говорила ровным голосом, глядя мимо зеркала ему в лицо. - Я не хотела рассердить вас.

Он какое-то время угрюмо наблюдал за ней, потом положил зеркало на лакированный столик. - Я не обвиняю вас. Если бы я думал, что я... я бы не колебался.

Марико как бы со стороны услышала, как она непримиримо бросила ему в ответ: "Не колебались бы сделать это? Убить меня, господин? Или оставить меня жить с еще большим позором? "

- Я не обвиняю вас, только его! - проревел Бунтаро.

- Но я обвиняю вас! - крикнула она в ответ. - И вы обвинили меня!

- Придержите язык!

- Вы опозорили меня перед нашим господином! Вы обвинили меня и не выполнили ваш долг. Вы испугались! Вы трус! Грязный, пропахший чесноком трус!

Его меч выскользнул из ножен, - она обрадовалась, что наконец-то осмелилась вывести его из себя. Но меч остался в воздухе. - Я... Я имею ваше... Вы обещали, клялись своим Богом, в Осаке. Прежде чем мы... пойдем на смерть... Вы мне обещали, и я... Я настаиваю!

Раздался ее издевательский смех, пронзительный и злобный.

- О да, могущественный господин! Вашей подушкой я стану лишь однажды, но торжество ваше сухое, горькое - подпорченное!