Сёгун (части 3-4)

- Это правда. Вы знали, что избраны Буддой?

- Нет, Оку-сан, как бы мне ни хотелось этого. Торанага сказал:

- Она христианка.

- Ах, христианка, - какое это имеет значение для женщины, христианка или буддистка. Великий Господин? Иногда никакого, хотя женщинам нужны определенные боги. - Чано радостно хихикнула. - Мы, женщины, нуждаемся в боге, Великий Господин, чтобы он помог нам иметь дело с мужчинами.

- А мы, мужчины, нуждаемся в терпении как у богов, чтобы иметь дело с женщинами.

Чано засмеялась, и это неожиданно как бы согрело комнату и на мгновение ослабило дурные предчувствия Марико.

- Да, Великий Господин, - продолжала Чано, - и все из-за Небесного Павильона, который не имеет будущего, - в нем мало тепла и в основном преисподняя.

Торанага буркнул:

- А что вы на это скажете, Марико-сан?

- Госпожа Чано мудра со времен своей молодости, - ответила Марико.

- Ах, госпожа, вы говорите приятные вещи старой, глупой женщине. Я так хорошо помню вас. Ваше кимоно было голубого цвета, с изумительным рисунком серебряными журавлями, красивее я никогда не видела. - Она опять посмотрела на Торанагу, - Ну, Великий Господин, я просто хотела посидеть минутку. Прошу извинить меня.

- Еще есть время. Оставайся где сидишь.

- Да, Великий Господин. - Чано тяжело встала на ноги. - Мне следовало бы повиноваться, но природа требует своего. Я не люблю огорчать вас. Время идти. Все приготовлено, пища и саке готовы, будут поданы, как только вы пожелаете. Великий Господин.

- Благодарю вас.

Дверь бесшумно закрылась. Марико подождала, пока у Торанаги опустела чашка, и наполнила ее.

- О чем вы думаете?

- Я ждала, господин.

- Чего, Марико-сан?

- Господин, я хатамото. Никогда раньше не просила я у вас милости. Я хочу просить у вас милости как хата...

- А я не хочу, чтобы вы просили милости как хатамото, - возразил Торанага.

- Тогда просьба на всю жизнь.

- Я не муж, чтобы выполнять ее.

- Иногда вассал может просить сюзерена...

- Да, иногда, но не сейчас! Сейчас придержите язык - о просьбе ли на всю жизнь, о благодеянии, требовании или о чем-нибудь еще.

Просьба на всю жизнь - это милость, которую, согласно древнему обычаю, жена могла просить - без потери лица - у мужа, сын у отца, а иногда и муж у жены с условием: если просьба удовлетворялась, это обязывало никогда в этой жизни не просить о другой милости. По обычаю же вопросов при такой просьбе не задавалось и о ней никогда потом не упоминалось.

Раздался осторожный стук в дверь.

- Откройте, - приказал Торанага. Марико повиновалась. Вошли Судару с женой, госпожой Дзендзико, и Нага.

- Нага-сан, займите пост этажом ниже и не пускайте никого без моего приказа. Нага вышел.

- Марико-сан, закройте дверь и садитесь сюда, - Торанага указал место недалеко от себя, спереди, лицом к остальным.

- Я приказал вам обоим прийти сюда, так как есть срочные семейные дела частного порядка, которые мы должны обсудить.

Глаза Судару невольно обратились к Марико, потом снова к отцу. Госпожа Дзендзико не шелохнулась.

Торанага резко сказал:

- Она здесь, мой сын, по двум причинам: во-первых, я хотел, чтобы она была здесь, и, во-вторых, потому, что я хотел, чтобы она была здесь!

- Да, отец. - Судару был пристыжен невежливым поведением отца по отношению к ним ко всем. - Могу я спросить, чем я так оскорбил вас?

- А есть какие-то причины, по которым я должен оскорбиться?

- Нет, господин, - если только мое стремление обезопасить вас и мое нежелание позволить вам покинуть эту землю вызвали вашу обиду.

- А что вы скажете о заговоре? Я слышал, вы осмелились предположить, что можете занять мое место как вождь нашего города!

Лицо Судару побелело, да и у госпожи Дзендзико - тоже.

- Я никогда не делал ничего подобного - ни в мыслях, ни на словах, ни на деле. И никто из членов моей семьи, и никто другой в моем присутствии.

- Это правда, господин, - подтвердила госпожа Дзендзико. Судару, второй из пятерых оставшихся в живых сыновей Торанаги, - гордого вида худощавый мужчина двадцати четырех лет, с узкими холодными глазами и тонкими, никогда не улыбавшимися губами, прекрасный воин, - обожал своих детей и, преданный жене, не имел наложниц.

Дзендзико, маленького роста женщина, на три года старше мужа, очень полная после того, как родила ему четверых детей, сохранила еще прямую спину и всю гордость своей сестры Ошибы, беззаветную преданность семье и ту же скрытую ярость, которой был известен ее дед - Города.

- Каждый, кто обвиняет моего мужа, - лжец, - заявила она.

- Марико-сан, - потребовал Торанага, - расскажите госпоже Города, что ваш муж приказал вам ей передать.

- Мой господин, Бунтаро, просил меня, приказал мне убедить вас вот в чем: пришло время господину Судару взять власть; другие в Совете разделяют мнение моего мужа; если господин Торанага не желает отдать власть - следует взять ее силой.

- Никогда никто из нас и в мыслях этого не держал, отец, - сказал Судару. - Мы преданы тебе, и я никогда...

- Если я передам тебе свою власть, что ты сделаешь? - спросил Торанага.

Дзендзико ответила сразу: