Сеятель снов

– Наша связь перестала быть тайной, когда я забеременела. Сначала я сказала матери, и она чуть не убила меня. Кричала, что я опозорила её и лишила работы, что обрекла всю семью на нищету, что мне никогда больше не вырваться из позора и грязи, боже, чего она только не наговорила мне. Сказала, что денег на аборт у неё нет, но она знает одну женщину, которая ей должна, и она сможет меня прооперировать. Но я отказалась. Рассказала всё Годфри, и, к моему счастью, он обещал, что женится на мне, признается родителям и женится. Сказать его родителям мы решили вместе, через несколько дней, когда мистер Элмерс вернётся с охоты, а миссис Элмерс избавится от своей мигрени. Годфри повёз меня в город и купил мне кольцо. Я была очень счастлива тогда и отказывалась думать о плохом. А подумать надо было. Когда Элмерсы всё узнали, отец Годфри пришёл в ярость, но миссис Элмерс лишь презрительно и холодно смотрела на меня. Она успокоила мужа, а мне велела готовиться к закрытой тихой свадьбе только для членов семьи. Она уволила мою мать, сказав, что будущая свекровь Годфри не может работать кухаркой в их доме, ведь это просто нелепо. Свадьбу назначили на январь, и когда я сказала, что хотела бы выйти замуж до того, как мой живот станет виден всем и каждому, мне дали понять, что именно этого миссис Элмерс и добивается. «Да, милая моя, твой живот будет виден всем, и на тебе не будет красивого белого платья, ведь белый – это цвет чистоты и невинности, а ты у нас совсем не невинна». Годфри был ослеплён добротой матери, и его совершенно не смутила её странная прихоть. Так она привязала Годфри к себе ещё больше. Согласившись на свадьбу, она стала ему не просто матерью, но и другом. Оливия Элмерс была очень умна, не только начитанна, как Годфри, но по-настоящему умна, скоро ты поймешь разницу. Пока я носила ребёнка, все в поместье, кроме Годфри относились ко мне с холодным презрением. Пока он был рядом со мной, меня это не волновало, но в сентябре он вернулся в Оксфорд, и я осталась одна, с тошнотой по утрам, в ожидании позорной свадьбы, но всё-таки счастливая в своих безумных мечтах о светлом будущем в роли миссис Элмерс. К началу января живот у меня был весьма внушительный, шёл седьмой месяц беременности, и на меня категорически ничего не налезало. Каждую неделю я становлюсь всё больше и больше, одежду снова и снова приходилось перешивать. Врачи говорили, что ребёнок будет здоровым и крепким, почти наверняка родится мальчик. Годфри приезжал в поместье так часто, как только мог. Учёба давалась ему легко, и он мог позволить себе периодические пропуски занятий. В отличие от меня он был все тем же энергичным жизнерадостным Годфри. Мне казалось, что мы с ним живём на разных планетах: я на планете каждодневных унижений, жутких растяжек, страхов, боли и дискомфорта, он ‒ на планете весёлого и беззаботного студенчества с пьянками, шутками и задорными друзьями, способными выругаться на латыни. Мне стало казаться, что меня просто закрыли в этом огромном доме с ненавидящими меня людьми, как грязную позорную тайну, и пока Годфри живёт где-то там полной жизнью, я всего лишь вынашиваю ребёнка, который, вроде как, никому не нужен. Я старалась гнать от себя эти мысли, но с каждым днём получалось всё хуже. В конце концов, я сказала миссис Элмерс, что хочу навестить родителей, ведь я не общалась с ними с тех пор, как уволили маму. Она согласилась лишь с тем условием, что я поеду завтра, когда из города привезут отремонтированную машину мистера Элмерса, и когда я сказала: «Хорошо», она схватила пальто и куда-то ушла на полдня. На следующий день я поехала к родителям. Она сама проводила меня до машины и велела шофёру ехать осторожно. Когда я сообразила, что что-то не так, было уже слишком поздно. Он повёз меня совсем не той дорогой и совсем не к родителям. Остановив машину посреди пустого проулка, он вышел из неё и, не отвечая на мои вопросы, скрылся из виду. Через несколько минут в проулке появилось пять оборванных подростков, каждому лет по пятнадцать, не больше. Они подбежали к машине и открыли дверь, я увидела палки у них в руках и поняла, что дальше произойдёт. Они вытащили меня из машины и избили. Они били меня по лицу, спине, бокам и животу. После третьего удара я отключилась, и очнулась уже в больнице. Мои руки были в крови, а тело превратилось в сплошную боль, которой не было конца. От меня воняло мочой: волосы, лицо, одежда – всё было мокрое, краем сознания я поняла, что на меня помочились, им мало было просто избить меня. Боль была настолько невыносимой, что я снова отключилась. Когда пришла в себя, от меня больше не воняло мочой, боль притупилась. Рядом оказалась медсестра, она сразу же позвала врача, тогда я и увидела, что больше не беременна. Врач сказал, что ребёнка удалось спасти, но это настоящее чудо, не иначе как божественное вмешательство – удивительно было слышать такое от врача. Ребёнок родился недоношенным и слабым, но всё-таки живым. Мне сделали кесарево сечение. Если бы не твои способности, Джереми, самым большим чудом в моей жизни было бы то, что после всего, что со мной сделали, моя дочь родилась живой. Но обрадоваться этой новости я не успела. В палату вошла Оливия Элмерс, всех остальных как ветром сдуло. Она была великолепна в тот момент ‒ прекрасное лицо, над которым почти не властно время, они с Годфри были очень похожи. Она возвышалась надо мной, как величественная башня. Улыбнувшись мне, она присела на край больничной койки и взяла мою обессиленную руку, в ссадинах и синяках, в свою – холёную руку аристократки с бриллиантовыми колечками на тонких пальцах. «Моя дорогая – сказала она, разве ты не знала, что в жизни сказок не существует? Все девушки, подобные тебе, думают, что выйти замуж за прекрасного принца вполне реально. Но поверь, даже если бы я не вмешалась, неужели ты думаешь, что вы с Годфри были бы счастливы? Как думаешь, надолго бы его хватило? Ты симпатичная, но симпатичных девушек много. Как только ваше приключение перестало бы быть приключением назло маме и папе и превратилось в полноценный брак, ты бы очень быстро наскучила мужу. Я знаю это, потому что я его мать. К слову, о матерях, тебя теперь можно поздравить, не так ли? Признаюсь, у вас с Годфри вышел очень живучий ребёнок. Живучий как таракан, ну или как ты», – она смеялась, а я ненавидела её. Но тогда я была слишком слаба, чтобы хотя бы попытаться ударить по её красивому лицу. Я хотела высвободить руку, но она крепко держала её, продолжая улыбаться своей обворожительной улыбкой. Она продолжала говорить, и каждое слово сочилось ядом, она травила меня похлеще белладонны. «Я, конечно, не ожидала, что ребёнок выживет, но раз это случилось, я готова помочь. Годфри мы скажем, что ты потеряла ребёнка, поскольку пренебрегала моими настойчивыми советами поберечь себя во время беременности. Я позабочусь, чтобы девочку отдали в хорошую семью. Ты расторгнешь помолвку и уберёшься с наших глаз в свою нору, чтобы мы больше никогда тебя не видели. В Оксфорде Годфри познакомился с очаровательной девушкой из приличной семьи. Поскольку обуза в виде тебя и ребёнка спадёт с его юных плеч, он сможет, наконец, подумать о своём будущем. У него ещё всё впереди. Блестящая карьера, удачный брак с образованной особой из нашего круга, а не дочерью кухарки. Боже, о чем ты только думала, Джейн? Никакая мать на моём месте не допустила бы, чтобы её сын женился на ничтожестве, вроде тебя. Ты думала, я не знала о вашей тайной связи, когда вы ещё встречались у всех за спиной? Я его мать и знаю всё. Я позволила вам встречаться, ведь запрети ему спать с горничной, она станет ему ещё милее. Мужчины любят все запретное. Но ты зашла дальше, чем я думала, ведь я полагала, что ты умнее и не совершишь такую глупость. Но ты решила, что перед тобой откроются все двери, ты выйдешь замуж за богатого наследника, вы сыграете роскошную свадьбу, как в сказке, и будете жить долго и счастливо. Жизнь – не сказка, дорогая. Жизнь ужасна и несправедлива, особенно для таких как ты. И если ты решишь противиться моей воле, я раздавлю тебя, как таракана, хотя, ты ведь и есть таракан. А теперь я уйду, дорогая, тебе нужно поспать, ведь ты сегодня столько перенесла, бедняжка».