Сейчас и больше никогда

Странно, но и в «Трех карликах» продавались вещи не малых размеров. Саша перемерила множество шуб, дубленок и курток, но впору ей была только одна дубленка – черная, до пола, строгого покроя, прямая, с широким воротником, без отделок и оторочек.

– Делать нечего, берем ее. По крайней мере теплая, – вздохнул Дмитрий и вдруг остолбенел. – Вот это да!..

Перед ним стояла русская царевна допетровской поры.

– Эту берем?! Или еще посмотрим? – хитро засмеялась Саша. Она глядела на себя в зеркало и видела там ошарашенного Дмитрия.

– Эту! Только эту! – поспешно отозвался он и тихо добавил: – А я не знал, Саш, что ты еще и такая!..

– Но жалко как… – грустно протянула Саша, с интересом разглядывая себя в зеркале.

– Чего ж жалеть? – переспросил Дмитрий, неотрывно глядя на нее.

– Жаль, что ты не будешь теперь называть меня Саней.

– Сань, ты фантастически красива.

Потом они купили коньки.

Еще не начинало темнеть, но из-за усиливающейся метели становилось сумрачно. За снежной пеленой город, с его пряничными узорчатыми домами, горбатыми ажурными мостиками, казался ненастоящим, точно декорацией к андерсеновским сказкам.

Дмитрий с Сашей скользили на коньках, взявшись за руки, по какому-то грахту. Они оба, глядя вперед, счастливо улыбались. И оба старались скрыть свою улыбку, чтобы не выглядеть глупыми детьми.

Некоторые мосты были такие низкие, что приходилось приседать, чтобы проехать под ними. Дмитрий с Сашей, не расцепляя рук, разом садились и так вкатывались в темный тоннель моста. А длинные полы тулупов заметали их следы.

Дмитрию нравилось, как Саша, ловко присев, садилась на ботинки, как лихо разлетался и шуршал по льду ее черный древнерусский подол.

Въехав под мост, Дмитрий не удержался – привлек к себе Сашу и поцеловал в нежную холодную щеку. Они вместе упали…

Незаметно стемнело. По берегам зажглись желтые фонари. В их мягком свете летели мириады снежинок.

Наконец подъехали к старику Альберту. Тут было шумно, людно, играла музыка, мигали разноцветные огни.

– А ведь скоро Новый год! – засмеялась Саша.

И правда, кругом в витринах магазинов светились уже наряженные елки, гирлянды игрушек, хлопушек, шаров и неизбежные Деды Морозы – Керстманы (от Kerst – Рождество), мчащиеся в санках, запряженных оленями, по заснеженной равнине среди сосен и елей.

По Альбертграхту продвигаться вдвоем, взявшись за руки, было невозможно. Хохочущие голландцы на коньках сновали, кружились во всех направлениях, пытаясь проскочить между Дмитрием и Сашей. Некоторые были даже на велосипедах – излюбленном в Амстердаме транспорте.

Здесь царило бесшабашное, безудержное веселье. И Дмитрий с Сашей незаметно, само собой, предались ему. Они летали с кем-то наперегонки, лишь успевая объезжать группки туристов, которые топтались под музыку на льду без коньков, но тоже хохоча со всеми вместе. Дмитрий столкнулся с пожилым интеллигентным голландцем. Они разговорились, и оказалось, что голландец «знает по-русски», бывал в Питере и поэтому «ошень-ошень рад был столкнуться».

Потом Дмитрий гнался за Сашей, она была уже далеко – Сашин милый черный тулупчик почти скрылся в веселящейся толпе.

Он ее настиг только уже за мостом, в боковом грахте. Они оба повалились на лед.

Саша лежала, очарованно глядя в светлое по-зимнему небо, переливающееся разноцветными огнями. Ей на лицо падал снег.

– Дим!.. – задумчиво сказала она. – Почему мне так хорошо? Так беззаботно радовалась я только в детстве. А мне казалось, вот детство прошло, и теперь нужно думать только о тягостях жизни с серьезным лицом. Я думала: это и есть настоящая взрослая жизнь. Какая же я была глупая!.. Глупая-преглупая.

– А теперь? – Дмитрий обнял ее.

Они уютно устроились, лежа посреди канала. А вокруг, не обращая на них никакого внимания, точно так и нужно, проносились конькобежцы.

– Теперь… – радостно перевела дыхание Саша. – Я знаю, что такое настоящая жизнь.

– И что же? – Дмитрий следил, как на ее нежно-румяной щеке таяла снежинка.

– Кататься с тобой на коньках по замерзшему старичку Альберту!

– Вот! Я же говорил, что нам крупно повезло!

– Правда, – серьезно кивнула Саша. – И еще лежать вот так и смотреть, как падает снег.

Однако они поднялись и, не отряхиваясь, все в снегу, поехали дальше.

Они плутали по каким-то запутанным грахтам, неожиданно расширяющимся в ледяные озера, на которых дети играли в хоккей и гоняли на велосипедах.

Но вдруг очутились за городом. Здесь было безлюдно. В тишине шуршал ветер сухой травой. Дмитрий с Саней ехали по занесенному снегом каналу вровень с берегами.

– Я уже устала, – улыбнувшись, вздохнула Саша.

– Назад поедем на чем-нибудь.

– Дим, ты что?! Ни в коем случае! Только передохнем немного.

Среди заснеженного пустынного ландшафта лишь впереди одиноко темнел неподвижный силуэт мельницы. Там наверху светилось окошко.

Они подъехали к мельнице и как подкошенные повалились на ее пологий у основания бок.

Дмитрий с Сашей лежали, подложив под голову друг другу руки, и молча глядели на громадные застывшие мельничные крылья на фоне розоватого ночного неба, откуда все сыпал и сыпал снег.