Сейф дьявола

— Этого парня звали Моймир Беран, но у нас в отделении ею все называли Хиппи. Это ему нравилось, так как он сам о себе рассказывал, что на гражданке возглавлял группу хиппи. Это была истинная правда — доктор Дворжачек потом полностью подтвердил ею слова. Так вот, лежал он тут почти целый месяц, врачи буквально из кожи лезли, чтобы спасти этого глупца, и им это удалось, хотя сам пациент был против: целыми днями кричал, что жить все равно не хочет. Может, так оно и было, иначе чем объяснить, что во время боевых стрельб он, вместо того чтобы направить автомат в сторону мишени, взял да и выстрелил в себя. К счастью, пуля прошла ниже сердца. Так он очутился у нас в палате. В течение пяти недель его оперировали три раза, а потом перевели в отделение психиатрии. Но я сомневаюсь, чтобы там его привели в норму.

— А чем, собственно, занимались его друзья — хиппи? — спросил Данда.

— Принимали наркотики. Собирались, например, на квартире у Берана и пили всякую дрянь. Как нам однажды похвастался Хиппи, пару раз им удавалось достать настоящий гашиш, а в основном они готовили себе «коктейли» из различных медикаментов и алкоголя. По словам Берана, они иногда выезжали повеселиться с девушками в Северную Чехию и Моравию.

— Сколько же человек было в его группе? — поинтересовался Данда.

— Кажется, десять. Но главное, как утверждал Хиппи, каждый из них готов был по решению группы отправиться на тот свет. Сказать «чао», как он выразился.

— Так он получил приказ от своей группы?

— Нет, что вы! Это было его личное желание. Думаю, он сделал это потому, что в армии у него не было возможности доставать эти самые «коктейли». Оказавшись в безвыходном положении, он и попытался покончить жизнь самоубийством.

— Но это же настоящая трагедия…

— И не только этого глупца. Доктор Дворжачек рассказывал, что через четырнадцать дней после того, как Хиппи привезли в Центральный военный госпиталь, этот наркоман получил открытку со следующим текстом: «В дальний путь я еще не отправилась, но сделаю это: ведь я тебе твердо обещала. Встретимся на небесах, в царстве блаженства. Твоя Ингрид». Хорошо еще, что Хиппи, получив открытку, стал всем хвастать, какие у него верные друзья: все, как один, готовы вслед за ним совершить самоубийство. Дежурная сестра, услышав это, рассказала обо всем доктору Дворжачеку, и тот выведал у Хиппи адрес этой самой Ингрид. Все материалы он потом передал в министерство внутренних дел. Что было дальше — он не знает.

— Ну, товарищ журналист, тебе здорово повезло! Прямо сейчас можно садиться и на этом материале писать статью, — подал голос капитан Штястный. — Хорошо журналистам: можно продолжать работу и на госпитальной койке.

— Я бы не сказал, что испытываю большое желание писать о таком печальном случае.

— Действительно, веселого здесь мало, но жизнь ведь состоит не из одного веселья, в ней чередуются взлеты и падения.

— Думаю, тебе, Йозеф, как летчику-истребителю еще не доводилось испытать падение?

— В этом случае я бы тут уже не лежал, — пошутил Штястный.

— А все же хоть раз в твоей летной практике был случай, который мог привести к катастрофе? — не отставал Данда.

Штястный внимательно посмотрел на него и ответил уклончиво:

— Что-то не припомню.

— А может, просто не хочешь припоминать? Ведь не будешь же ты убеждать меня в том, что ни разу не попадал в драматические обстоятельства, когда жизнь твоя была в опасности.

— Ты это спрашиваешь как журналист или как больной, попавший в хирургическое отделение?

— Я задаю этот вопрос как попавший в автомобильную аварию журналист.

— Ну, что я вам, друзья, говорил? Журналист остается журналистом и на госпитальной койке. Вот что я тебе отвечу, друг мой: я ни разу не попадал в такую ситуацию, когда бы решался вопрос жизни и смерти. Еще раз повторяю: никогда не попадал и впредь надеюсь не попадать.

— Слушай, Йозеф, ты можешь мне объяснить, почему вы, летчики, так не любите журналистов? — спросил майор Кргдеглик.

— Конечно, могу. Все журналисты похожи на нашего соседа Данду. Попадут на аэродром и ищут какие-нибудь сенсации. Их интересуют только драматические ситуации, то есть такие, которые в жизни летчика случаются один, максимум два раза, потому что в нашей работе исправлять ошибки трудно, а зачастую невозможно. Но журналисты обязательно отыщут летчика, которому это один раз в жизни удалось, внимательно выслушают его историю, потом прибавят к ней лирики, и пожалуйста — готов репортаж о герое, которого хоть сейчас можно ставить на пьедестал.

— Ты, Йозеф, преувеличиваешь. Мне доводилось читать неплохие статьи о летчиках.

— Значит, тебе повезло больше, чем мне. За свою службу в авиации мне довелось познакомиться только с одним журналистом, который действительно хорошо и, главное, правдиво писал о летчиках.

— Как его фамилия? — спросил Данда.