Погода не может не радовать. На чистом небесном полотне ярко сверкает солнце. Сугробы снега мерцают в свете его лучей, ослепляя меня своим блеском. Я надеваю солнечные очки и ловлю такси, так как у меня еще нет служебного пропуска на парковку, а пытаться найти свободное парковочное место утром в будний день равносильно выиграть в лотерее. В теплом салоне звучит хард-рок, и я качаю ногой в такт этой воинственной мелодии, подходящей под мой настрой.
Идея остаться на эти два дня в квартире Мэттью уже не кажется такой абсурдной. Мы с Брайаном платили аренду жилья вместе, и так как год только начался, а я уже отдала половину суммы за год аренды, денег у меня не так много. Хороший отель мне не по карману, Ван еще не вернулась, а оставаться в мотеле и в самом деле небезопасно, ведь мы говорим о Нью-Йорке, где уровень преступности зашкаливает практически на каждом шагу.
Вообще, я только что уходила от Мэттью, полностью приняв произошедшее. Не знаю, как так вышло, но ему удалось заставить меня поверить в то, что я не делала ничего плохого, занимаясь с ним сексом.
Да, случайный секс стал довольно странным опытом для меня, но я не буду о нем жалеть. Благодаря этому самому опыту я смогла осознать, что я могу делать то, чего хочу, не чувствуя при этом вины за происходящее. Это ведь моя жизнь, и она у меня только одна. Кроме того, мне не стоит жалеть о том, что мой бывший не понимает значения слова «верность». Разве что стоит пожалеть его. Изменять своему собственному выбору – тяжелая ноша.
Мы вливаемся в плотный поток автомобилей, и я, напевая под нос песню из альбома NEFFEX, рассматриваю, как мимо проносится шумный и многолюдный Манхэттен, пока я направляюсь к Мэдисон-сквер-гарден. Когда автомобиль подъезжает к Таймс-сквер, то оказывается в пробке. Навигатор показывает здесь аварию, что неудивительно, учитывая то, как светящее во всю силу на ясном небе солнце ослепляет своим сиянием.
Хорошо, что я выехала пораньше.
Плохо, что я все равно очень нервничаю.
Первый день на работе мечты – это слишком волнительно. И пока следующие полчаса я плетусь в пробке, мое сердце колотится так, будто я на гоночном треке в салоне машины, которая входит в крутой поворот.
В восемь утра таксист останавливается возле громадного здания из красного кирпича, крыша которого запорошена слоем искрящегося снега. Ледовая арена «Мэдисон-сквер-гарден» является домашней ареной двух нью-йоркских клубов: «Ракет» и «Пингвинов» – правда, последние ранее базировались на арене «Ю-Би-Эс» в Квинсе, но сейчас ледовый дворец закрыт на реконструкцию.
Нервно убирая растрепанные волосы за уши, захожу в крутящиеся стеклянные двери и оказываюсь в огромном холле. На белых стенах висят большие красные рамки с фотографиями игроков, на полу – плитка с эмблемой клуба, а под высоким пятиметровым потолком, освещенным по периметру белыми линиями, развешаны флаги с цветами команды: красный и белый.
Брайан не любил хоккей и не понимал моей привязанности к команде. Он отказывался посещать со мной игры, поэтому я смотрела их дома по телевизору, когда Брайан отсутствовал, или в записи, если он находился дома и кидал на меня осуждающие взгляды. Поэтому я ни разу здесь не была, несмотря на то что этот клуб для меня такой родной.
По широкой светлой лестнице поднимаюсь на третий этаж и прохожу до конца коридора, где меня должен ждать спортивный директор клуба Джереми Вон. Он несколько лет играл с моим отцом и знает меня с рождения.
Мои родители поженились, когда им было по девятнадцать лет. Отца как раз тогда задрафтовали «Ракеты». Так что я и в самом деле была частью команды с пеленок. Со мной на руках мама посещала каждую домашнюю игру «Ракет», всем сердцем поддерживая отца.
– Эмили! – приветствует меня высокий темноволосый мужчина с сединой на висках. – Как я рад наконец увидеться с тобой!
– Джереми! – Крепко обнимаю его. – Только прошу, не говорите мне что-то вроде «Как ты выросла»!
Джереми усмехается и разрывает наши объятия. Он внимательно смотрит на меня своими кристально-голубыми глазами и грустно улыбается.
– Дэйв бы гордился тобой.
– Мне бы очень этого хотелось.
– У меня не было возможности сказать это раньше, поэтому скажу сейчас. Мои соболезнования, Эмили. Такая чертовски глупая смерть.
На мои глаза наворачиваются слезы, и я едва заметно киваю.
Глупая смерть?
Каждая смерть по-своему глупа.
Родители погибли, когда мне было девять. Мама мечтала о поездке на Средиземное море всю свою жизнь. И на десятую годовщину свадьбы отец сделал ей сюрприз. Когда наступило межсезонье, втайне от мамы он купил билеты на недельный круиз по Средиземному морю на небольшом лайнере. Родители отвезли меня к бабушке в Колорадо, а сами улетели в Европу.
Связь в открытом море ловила плохо, поэтому на протяжении недели мы созванивались только в те моменты, когда они останавливались в порту какого-нибудь города. А затем они пропали.