Секира и меч

– Здесь написано про смерть и разрушения, которые придут на горы Израиля, но в книге ничего не написано про меня. Посмотри! Ни одного слова…

– Ты о чем, безумный старик? – не понял Готфрид. – Что там должно быть написано?

Старый иудей опять водил пальцем по строкам:

– Пророк не говорит, что несчастный больной Иаков покажет Гогу путь. А если пророк этого не говорит, как я могу это сделать?

Готфрид покосился на герцогов:

– А он не так уж безумен, как мне показался вначале.

Герцоги засмеялись:

– Все иудеи безумны! Они слишком верят своим книгам.

Готфрид крикнул страже:

– Эй! Старца этого – в яму!…

Рыцари схватили старика под руки и повели к выходу из зала. А старик улыбался, бубнил себе под нос:

– В яму – хорошо! Очень хорошо!… Домой, к семье… Хорошо!… Соскучился… Мир вам, добрые люди!…

Только лишь герцоги опять склонились над картой, работу их мысли нарушил мрачный страж.

– Что тебе? – вопросил Боэмунд.

– Я хотел сказать… Поэт повесился. Герцоги вздрогнули:

– Тот красивый мальчик? Как странно! Что это на него нашло?

– Да, – кивнул страж. – Он висит недалеко от ямы.

– Еще не сняли? – разозлился Готфрид. – Снять!…

Страж повернулся, чтобы идти, но остановился:

– Я сниму его. Однако не знаю, что делать с ним дальше. Он поэт все-таки…

Герцоги задумались. Боэмунд Тарентский сказал:

– Поэта звали Порфирий, насколько я знаю. Само имя его подсказывает нам, как быть. Можно найти в этом, Богом забытом, городе пурпурную мантию. Да вот хотя бы в этом зале – порыться в сундуках. Чем они набиты?.. Облечь поэта в царские одежды и с воинскими почестями погрести…

Раймунд из Тулузы предложил иное:

– Ах, я помню, у Порфирия голос был чист, серебрист!… Можно сказать кузнецу, чтобы выковал серебряный гроб. И в этом гробу пронести поэта на плечах до самого Иерусалима. Я уверен, на наших рыцарей это сильно подействует. Они растрогаются. Я знаю, у многих рыцарей твердая рука, крепкая воля, но и мягкое сердце, и нежная поэтическая душа…

Готфрид при этих словах поморщился:- Ах, господа! Вы сами – как поэты. Все усложняете… Меж тем дело не стоит выеденного яйца, – тут Готфрид повернулся к стражу. – Послушай, рыцарь! Без лишнего шума срежь Порфирия и брось его в яму.

Страж кивнул:

– Будет исполнено, государь!

– Да! И еще одно! – удержал его герцог. – Передай, чтоб пришел сюда тот герой.

– Какой именно, государь? – не понял рыцарь. – В наших рядах немало героев.

– Здесь ты прав, рыцарь, – согласился Готфрид. – Однако не всякому герою удается вперед других ворваться на городские стены.

– Я понял, о ком речь, – сказал рыцарь и ушел. Боэмунд, Раймунд и Роберт с любопытством посмотрели на Готфрида:

– Ты что-то придумал, брат?

Готфрид не торопился отвечать. Он подошел к массивным сундукам, стоявшим вдоль стен, и стал открывать их один за другим… Бормотал задумчиво:

– Здесь ткани. Вот запасливый алчный царь! Скопил столько, что не износить бы ему и за десять жизней. А всего-то для савана ему понадобится несколько локтей… И дорогие ткани: паволоки и оксамиты. Сколь чуден этот бархат! А тут шерсть. Тут войлоки… – он подошел к другому сундуку. – Здесь тоже не счесть сокровищ. Кубки, блюда. Хорошая чеканная посуда. Но это все не то…

– Что ты ищешь? – спросили герцоги. Готфрид поднял крышку очередного сундука:

– Кое-что из слов Раймунда показалось мне интересным.

– Что же? – спросил Раймунд.

– Ты говорил о воздействии на рыцарей. Быть может, ты это случайно сказал. Но если не случайно, то поздравляю тебя. Поднять дух у наших рыцарей – весьма разумная и своевременная мысль.

– Конечно, не случайно! – бросил Раймунд. – Я уж давно заметил: рыцари наши как-то приуныли. Наверное, сказываются тяготы пути.

– Вот, вот!… – Готфрид перебирал браслеты, пояса, серьги. – И Порфирий не случайно повесился. Взыграла в нем черная желчь… Как он мог! Проделать такой путь – и так кончить…

– Трудно бывает понять поэтов, – сказали герцоги старую истину.

– Матерь Божья! – воскликнул Готфрид. – Сколько здесь богатств.

Герцоги опять спросили:

– Но что ты придумал? Скажи, не томи.

– Я не придумывал ничего. Все придумано древними, – Готфрид наконец нашел то, что искал, вынул из сундука узенький венец, искусно сплавленный из золотых зубчатых листочков. – Вот оно!… Вспомните, братья, был у римлян прекрасный обычай: отмечать короной воина, первого взобравшегося при штурме на стену.

– Corona muralis, – подсказал Роберт.

– Вот, вот! – кивнул Готфрид. – Если каждый из рыцарей захочет получить такую корону… Представьте, как поднимется боевой дух!

– У тебя светлая голова, Готфрид, – похвалил доблестный Боэмунд.

Здесь вошел тот рыцарь из стражи, а за ним – Глеб.

Герцоги замолчали и с затаенным восхищением оглядели мощную фигуру героя. На Глебе были византийские доспехи. Наверное, поэтому герцоги приняли Глеба за грека. Рыцарь сказал:

– Вот тот человек. Найти его мне было непросто, ибо, хоть он и первый в бою, в остальное время скромен и тих, будто агнец.

– Ты грек? – спросил Глеба Готфрид.

– Нет, государь.

Герцог пристально оглядел его:

– Откуда-то мне знакомо твое лицо. Мы не виделись с тобой прежде?