Побратимы полагали, что в городских конюшнях будет царить зловоние. Но они ошиблись. Здесь окапалось довольно чисто, и воздух был свеж.
Некоторое время захмелевшие побратимы любовались красивыми лошадьми. Потом вспомнили, за-чем они сюда пришли, и спросили у одного конюха, где можно найти Гийома-кузнеца.
Конюх ответил, что этого, пожалуй, никто не знает, ибо с Гийомом, скорее всего, случилась беда:
– Два дня назад он вышел в лодке в море и не вернулся. Погода была неспокойная…
Удрученные таким известием, побратимы долго молчали, а потом рассудили: то, что Гийом не вернулся, еще не значит, что он утонул. Он мог встретить прекрасную женщину где-нибудь в районе Золотых ворот и на несколько дней прижиться у нее. С кем подобное не бывало?
После такого здравого рассуждения они немного повеселели и пошли к гавани Вуколеон, где обычно промышляли в поисках заработка Генрих и Франсуа. По дороге опять подрались – на этот раз с другими моряками. Однако эти моряки были не очень пьяные и скоро заметили, что у побратимов под одеждой спрятаны мечи, и, испугавшись, сбежали.
В гавани Глеб, Волк и Щелкун уже совсем отрезвели. У одного судовладельца они вежливо спросили про Генриха и Франсуа.
Грек, на них глядя, сделал большие глаза:
– Как! Вы разве не слышали? С ними случилось несчастье. Несколько дней назад они вышли в лодке в море, и с тех пор их не видели. Все думают, что они утонули, ибо в те дни море было неспокойно…
Пораженные таким странным совпадением, побратимы тихо отошли от корабля. Глеб сказал:
– Что-то делается такое, чего мы не знаем. Волк напомнил:
– Вчера утром декарх обронил: крестоносцы идут…
Была ли тут какая-нибудь связь, они не знали.
Омыв в море окровавленные кулаки, побратимы отправились в Перу.
Старая Сарра, узнав, что Глеб, Волк и Щелкун больше не будут продавать рыбу и разносить воду, сказала:
– Служить в городской страже – это, конечно, хорошо. Быть полезными императору – это почетно. Но лучше бы вы научились лепить горшки…
Эта женщина прожила уже немалую жизнь и, как будто, кое-что в ней понимала. И переубедить се было невозможно.
На следующий день, когда побратимы явились в башню, начальник стражи встретил их приветливо, хотя и пожурил немного за то, что они, на радостях пригубив вина, дали вчера волю кулакам.
Побратимы удивились, что начальнику стражи уже доложили об их вчерашних «подвигах».
На это Трифон ответил:
– Вы слишком заметные люди, чтоб вас не заметить. И чересчур широко ходите, чтобы вас обойти.
Потом он заговорил о делах. Глеба он сразу же назначил декархом, что означает – десятником. Волка и Щелкуна обязал включить в его, Глеба, десяток. А недостающих людей велел набрать на их усмотрение в том районе, где они жили.
Он сказал:
– Я знаю, там много бездельников, воров, грабителей. Но есть среди них и достойные люди – заблудшие. Их надо найти и приставить к делу. И дал Трифон каждому из побратимов по туго набитому тяжелому кошельку, велел купить доспехи и новую одежду. Потом он расписал им стражи и объяснил, чем будут заниматься именно они. Оказалось – не только стоять истуканами на стенах, но и сторожить покой улиц и площадей и совершать ночные вылазки за пределы города, в частности на пустыри – место сбора всеразличного сброда; самая почетная обязанность стражи – сопровождать государственных лиц, а иногда и самого императора Алексея, устроителя народов, в их «выходах». Это могут быть «выходы» в храм, или посещения Ипподрома, народных гуляний, или прогулки на кораблях; самая обременительная обязанность стражи – являться на зов обиженных: обременительность тут состоит не в том, что трудно явиться, а в том, что в спорах, взаимных обидах и драках правды не сыскать, но порядок наводить надо.
– Впрочем о драках и обидах вы поболее моего знаете, – обронил насмешливо Трифон. – Вам и разбираться будет легче с пьяными мужьями, побитыми женами, с подозреваемыми в прелюбодеянии или воровстве…
Наконец Трифон отпустил побратимов, и те, весьма впечатленные тяжестью кошельков, вышли из башни на свет божий.
Глеб посожалел, что вчера они не нашли ни Гийома, ни Генриха и Франсуа, а то бы их в первую голову позвали в стражу.
Но сожаление – сожалением, а кошельки-то обжигали руки. Надо было как-то тратить деньги, как-то распорядиться обретенным нежданно богатством.
Сначала побратимы заглянули в таверну, где плотно покушали и для бодрости выпили вина. Потом в очень хорошем настроении они направились в оружейные лавки. Уже не задирались с греками, ибо чувствовали себя не голытьбой и бродягами, а людьми важными, облеченными властью. И не прятали больше мечей.
Из оружейных лавок пошли в Галату и Перу. И, как и велел Трифон, занялись подбором людей в десяток. Это было для побратимов дело не трудное, поскольку за зиму они хороню узнали живущих в этих районах людей и верно представляли, кто чего стоит. Дело это было даже приятное, ибо каждый охотно шел к Глебу в десяток, а иные даже почитали приглашение за благодеяние.
К вечеру десяток был набран и представлен начальнику стражи.