Секира царя Колоксая

— Иду, конечно, — миконец распустил рыжую косу, заплетенную по случаю визита в княжеский дворец, и с наслаждением потряс волосами. Потом взглянул на друга, вышагивающего рядом: — Я тебе поражаюсь, Рад. Ты так легко просчитываешь чувства других, помогаешь найти решения, а свои отношения выстроить не можешь. Видел бы ты себя сегодня! Себя и Огню! Да даже я поверил, что вы пара!..

— Лан, заткнись! — посоветовали ему.

…

Озгюр был у себя в лавке, когда дверь тихо скрипнула, оповещая об очередном покупателе. Мужчина поднял голову и замер, широкая улыбка медленно сползла с губ:

— Хадиль?

Девушка поклонилась:

— Добрый день, уважаемый анак Дайли! — и протянула ему золотой браслет. — Я не могу принять ваш подарок. Прошу: заберите его!

— Ты уже приняла, — напомнил мужчина, — браслет твой.

— Я сразу же сняла его, как только мы вернулись с базара.

— Жаль! Я думал, он тебе понравился.

Хадиль сглотнула.

— Браслет очень красивый! Но я не могу…

Купец смотрел на девушку и вспоминал вчерашний разговор с Радомиром.

— …Озгюр, не дави на неё. Сделаешь только хуже!

— Я не давлю.

— Вы знакомы всего седмицу — а ты её уже замуж позвал. Это по-твоему «не давлю»?

— А что мне делать, если вы собрались уезжать? Ехать за вами?

Радомир присел напротив:

— Послушай, друг мой, я уверен, что Хадиль не так равнодушна к тебе, как говорит. Только она пока сама этого не понимает. Наберись терпения.

Гетаец посмотрел на Володаровича.

— Что случилось с Хадиль? Откуда этот страх?

— Не могу сказать: не моя тайна… — Радомир помолчал немного. — Да и нечего там вспоминать, Озгюр. Ничего хорошего!

На щеках купца заходили желваки.

— Ты считаешь, я не должен знать?

Володарович упреждающе поднял руку:

— Я считаю, что не надо Хадиль напоминать о том ужасе, который она пережила. Я считаю, что лучше видеть её улыбки и слышать её смех, чем утешать после ночных кошмаров. Я считаю, что для всех станет лучше, если она забудет прежнюю жизнь!

— Но!..

— Мы с Ланом отомстили тем, кто обидел её. Их души в Пекле и, надеюсь, останутся там навсегда. А ты сейчас можешь помочь этой девочке стать счастливой. Показать, что её любят и ценят!

— А я? Я ведь тоже нуждаюсь в любви и женской ласке.

— Ты разберись вначале: тебе женская ласка нужна или любовь Хадиль, — осёк приятеля Володарович. — За Хадиль придётся побороться, Озгюр.

Мужчина посмотрел на напряжённую девушку и забрал браслет.

— Давай сделаем так: я положу его в эту шкатулку, и мы подождём более подходящего момента для подарка.

Услышал рядом вздох облегчения и грустно улыбнулся.

— Как ты сюда добралась?

— Пришла, — просто ответила Хадиль.

— И Умут отпустила?

— Она не знает.

Анак Дайли укоризненно покачал головой:

— Ещё лучше!

Он открыл дверь и вывел Хадиль на улицу. Девушка догадывалась зачем: сейчас купец наймёт паланкин и отправит её домой. Мужчина действительно позвал носильщиков…

Хадиль села на мягкую подушечку и сглотнула, не понимая, почему внутри всё болит, почему так хочется плакать. А паланкин чуть дрогнул, начиная движение по базарным улицам. Девушка выглянула в узкую щель. Заметила, как закрылась дверь за мужчиной, и вытерла брызнувшие слёзы…

Когда Хадиль вбежала в лавку, Озгюр стоял возле прилавка, опираясь руками о массивную столешницу. Он даже не обернулся на стук двери. Девушка схватила его руку и прижала к щеке.

— Я стёрла улыбку с твоих губ, а она дороже всего золота и самоцветов в этой лавке.

— Хадиль…

Озгюр повернулся, но едва обнял девушку за плечи, почувствовал, как она каменеет, как бледнеет лицо. Он тут же отступил.

— Я не буду тебя торопить. Я просто буду рядом столько, сколько нужно тебе.

— Ты говорил с Радомиром? — догадалась Хадиль.

Мужчина кивнул:

— У тебя хорошие друзья.