Я несколько раз глубоко вздохнула, а потом спросила, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более ровно:
— Они все еще живы?
— Четверо живы, — ответил Тобиас.
И тогда со мной вдруг случилось то, что бывало нечасто. Я вдруг почувствовала, как все во мне заклокотало от ярости. Ненавидящим взглядом я посмотрела прямо в глаза Тобиасу, потом опустила глаза и увидела острые, как кинжалы, когти. И долго не могла отвести взгляд от его хищно изогнутого клюва.
Перед моим мысленным взором вдруг ярко вспыхнула картина. Я почти видела, как все это было. Видела, как Тобиас, сложив крылья, вытянул когти и камнем упал вниз, а потом, подняв беззащитного малыша вверх, швырнул его об землю…
Меня била дрожь. Я стиснула кулаки, вонзив ногти в ладонь, чтобы они не дрожали.
— Тогда мне нужно спасти хотя бы остальных, — заявила я, не узнавая свой собственный голос.
— Я тебе помогу, — глухо сказал Тобиас.
Глава 15
Наскоро обернувшись скопой, я вслед за Тобиасом поднялась в воздух. Он уверенно летел впереди меня, направляясь к прогалине, которую я заметила еще накануне ночью.
В когтях у меня болтался замороженный кузнечик. Я не задала Тобиасу ни одного вопроса. Он тоже хранил упорное молчание.
Добравшись до места, он указал мне почти совершенно незаметный вход в нору скунсов, потом молча улетел. Конечно, я догадывалась, что он прямиком отправится к Джейку, чтобы рассказать ему о моей сумасшедшей затее. Догадывалась я и о том, что своим ледяным презрением безумно обидела беднягу Тобиаса.
Но, если честно, в тот момент меня это не слишком волновало. Мне просто хотелось как можно скорей отыскать детенышей скунса. Сама не знаю почему, но для меня в тот момент не было ничего важнее этого.
Как только Тобиас скрылся из виду, я начала превращаться.
Это оказалось не так уж трудно. Не то что превращаться в каких-то жуков. На этот раз у меня остались и глаза, и уши, и рот.
Началось все, как обычно, с уже знакомого ощущения того, что все мое тело съеживается и как бы усыхает. Приятной неожиданностью оказался громадный пушистый хвост, появившийся там, где ему и положено — в нижней части спины. Впрочем, мне уже и раньше приходилось превращаться в белку, а они со скунсом очень похожи.
Но вот мех у них совсем разный. Да, конечно, мне и прежде случалось покрываться шерстью с головы до ног, но никогда еще она не бывала такой роскошной, мягкой и длинной. Настоящая меховая шубка, честное слово! Она была почти сплошь черная, кроме характерной белой полоски, что тянулась вниз по спине и вдоль пушистого хвоста.
Что касается органов чувств скунса, то в них для меня не было ничего необычного. Ну, может быть, слух у них был чуть острее, чем у человека. Обоняние, во всяком случае, было явно острее. А вот зрение намного уступало человеческому.
Да и тело скунса не обладало ни особой силой, ни стремительностью. Сделав первые неуверенные шаги, я обнаружила, что хожу довольно-таки неуклюже, как бы вперевалочку. Потом я попыталась бежать и тут же обнаружила, что бегаю точно так же, как хожу, разве что немного быстрее.
Передними лапками я могла поднимать и удерживать какие-то предметы, но, конечно, до человеческих рук им было далеко.
Но больше всего меня поразили инстинкты и сознание скунса. До этого я проникала в сознание многих непохожих друг на друга животных, и каждый раз чувствовала, что ими правят либо страх, либо голод. В кровь этих животных то и дело мощной струей выбрасывался адреналин.
Но на этот раз… все инстинкты, сознание скунса были… как это сказать… какими-то мягкими, безмятежными. Он явно ничего не боялся. И это не было высокомерным ощущением своей силы, как это бывает у крупных, хищных кошек. Просто ему некого было бояться, вот и все.
Я превратилась в животное размером с крупную домашнюю кошку. У скунса нет ни острых когтей, ни зубов. И тем не менее я твердо знала, что ни одно существо в этом лесу не осмелится заступить мне дорогу. Я упивалась восхитительным ощущением собственной безопасности.
Откуда-то из-под корней дерева до меня донеслось чуть слышное жалобное мяуканье голодных детенышей.
Склонившись над входом, я осторожно просунула внутрь голову. Там было темно, но я легко заметила, что их четверо. Крохотные, беспомощные, беззащитные малыши. Не новорожденные, конечно, но пока еще они были слишком малы, чтобы защитить себя или охотиться наравне со взрослыми.
Знаю, многие люди свято верят в то, что у животных нет и не может быть никаких чувств. Но эти малыши явно были счастливы, увидев меня. Да и в сознании скунса я вдруг почувствовала нечто вроде радости и облегчения.
Вытащив голову, я вернулась за своим кузнечиком. Он разморозился и был уже мягким и съедобным. Забравшись в нору, я устроила внутри небольшое углубление и легла, а детеныши тут же прижались ко мне. Потом я осторожно скормила им кузнечика.