Секрет бабочки

Я сворачиваюсь в клубок у борта, как можно дальше от него, но все равно он от меня слишком близко. Дыхание с шумом вылетает из его ноздрей, он стирает слюну с губ. «Он знает мое настоящее имя. Он знает все». Мозг вертится у меня в черепе. Я чувствую, как он размягчается, готовясь к тому, что его разорвет в клочья быстро летящая пуля.

— Это твоя вина, — он качает головой, словно я — ученица, провалившая экзамен по математике. В голосе разочарование. — Мы говорили тебе: держись подальше. Мы предупреждали тебя. А теперь… — Он закатывает рукава белоснежной рубашки. На предплечье темное пятно: татуировка. Вытатуированный якорь. — Что ж, у меня нет выбора. Такие тупые суки, как вы, никогда не оставляете мне выбора.

Часы на его запястье вспыхивают, когда мы проезжаем мимо уличного фонаря. И тут же еще один элемент пазла встает на место. Я ахаю.

— Ваши часы… они были у Марио на блошином рынке среди других вещей Сапфир… — Я цепляюсь за правду, за ясность мышления, больше мне цепляться не за что. — Он знал о вас и Сапфир…

Вспышка: рыжие крашеные волосы Марио, недоумение, написанное на его лице, когда в тот день он выхватил часы из моих рук. «Ох, они не для продажи».

— Этот паршивый ублюдок полез в мой бизнес. Попытался шантажировать меня. Так что мне пришлось его убить. — Голос Гордона ровный, бесстрастный. — Печальная, но необходимость. Он оказался еще одним, кто забыл, что нельзя будить спящую собаку. Или, в данном случае, спящую шлюху… — Гордон чуть улыбается, красный отсвет задних фонарей падает ему на лицо, безумные тени расцветают вокруг глаз, когда автомобиль дергается, сворачивая с шоссе, быстро съезжает по узкому пандусу, воздух свистит вокруг нас, словно крик.

Нас качает, подбрасывает, трясет. Небо — темный тоннель, в конце которого нет света. Я слизываю с губ запекшуюся кровь. Автомобиль в скрипе рессор выезжает на большую открытую автомобильную стоянку, резко останавливается, меня бросает вперед.

— Не пытайся убежать, красотка. У меня в кармане пистолет, — говорит он, улыбаясь. Два ряда идеальных зубов, все на месте, никаких дыр между ними. — И не пытайся кричать. Никто тебя не услышит.

Зубы. Они танцуют вокруг меня, кружат перед глазами. Кровь. По-прежнему на губах. Я слизываю ее. Три раза. Снова три раза, когда он открывает дверцу одной рукой, а другой крепко сжимает мое запястье, тянет меня за собой, в себя, так близко к нему, что мне хочется блевануть. Но я не могу: в моем теле сейчас все слишком сжато, шок еще не прошел.

Скоро мне предстоит уйти в пустое и безлюдное место, и жизнь моя оборвется. Идея лишена здравого смысла. Жить в одну секунду и уже не жить в следующую. Бессмысленно бессмысленно бессмысленно. Чепуха. Нежизненно.

Я практически ничего не вижу. Лишь несколько полосок света вырываются из многоэтажного склада, который высится перед нами: «ДЖОНС ИНДАСТРИЭЛ КЕМИКЛС ШИППИНГ».

Сделай так, чтобы он говорил. Сделай так, чтобы он говорил. Это единственный путь, единственный шанс.

— Охранник! — выкрикиваю в его слишком близкую грудь. — Вы его подставили, так? — Я пытаюсь вырваться, но он подтягивает меня еще ближе.

Мне вспоминается большой красный нос Винни. Как он пренебрежительно фыркнул, глянув на меня, когда заглянул в отдельную кабинку в «Десятом номере». «Мистер Джонс, прислать вам другую девушку?» И Гордон с улыбкой отвечает: «Нет, Вин. У меня есть девушка, спасибо». И потом, на тротуаре неподалеку от моего дома. Снова он. Убирает мобильник. Запрыгивает в седан.

— Умненькая ты у нас, так? Соображаешь, что к чему. — Его рука скользит по моей спине, сжимает ягодицу. — Винни достаточно долго работал у меня. Я о нем заботился. Теперь он должен расплатиться со мной. — Он смеется, без капли веселья. — При такой работе, как у него, всегда существует опасность получить тюремный срок.

— Моя фотография из школьного ежегодника… это тоже вы. Кислота… — Я пытаюсь изгнать ужас из голоса, но не получается. — Вы проникли в мою школу, вы… вы узнали, где мой шкафчик.

— Твой шкафчик? — на мгновение на лице Гордона написано полное недоумение, и я точно знаю, что он понятия не имеет, о чем речь. Потом он наклоняется ко мне, улыбается. — Знаешь что? Это твоя проблема. С самого начала. Ты думала, это шутка. Как думала и она. Ты думала, я чертов клоун, да? Я ей говорил. Я говорил ей, что не отпущу. Она мне не поверила. И не оставила мне выбора… — Он еще ближе подтягивает меня, вдавливает лицом в свою грудь — его рука на моем затылке, — и я дышу только одеколоном, которым благоухает его рубашка. Его рот у моего уха. Шипящее, вонючее дыхание.

— Вы… вы правы, — говорю я ему, в его грудь, стараясь выдавить из себя правильные слова. — Ей не следовало оставлять вас. Она… она… — «Пожалуйста, слушайте, пожалуйста, услышьте меня». — …ошиблась. Любой, кто уходит от вас, ошибается. Я… я очень сожалею. Отпустите меня, и я обещаю, что никогда…