– Где же твой премьер-министр? – спросил Александр. – Мне бы хотелось с ним повидаться, хотелось бы с ним побеседовать, чему-нибудь у него поучиться. Я бы хотел, чтобы в моей стране тоже был такой порядок, такая внутренняя дисциплина. Я влюбился в эту гармонию, которая царит здесь повсюду. Хотя вы и побеждены, я не вижу никакой грусти… как будто я не так уж важен.
Царь ответил:
– Теперь премьер-министр стал саньясином, он ушел в горы. Возможно, найти его будет трудно.
Но Александр настаивал, и послали гонцов. Однако они вернулись – они сказали:
– Тот старец сказал, что не хочет встречаться ни с каким Александром, ни с каким великим царем и завоевателем, потому что сама идея покорения других людей очень глупа. «У меня нет никакого интереса к этой встрече. Идите и скажите ему, что он не кажется мне достойным даже моих советов».
Весь ум политика – это не что иное, как амбиции, а амбиции насильственны, амбиции кровожадны. Именно амбиции превратили всю Землю в ад.
Морарджи Десаи тоже считает, что я его оскорбляю, что я на него клевещу. Это не так. Я не имею никаких отношений с Морарджи Десаи. Когда я говорю что-то против любого политика, это говорится против политиков как таковых. В этом нет персональных различий.
А теперь эта небольшая история.
Однажды Бахауддин Шах рассказывал о принципах и практиках суфиев. Некий человек, считавший себя очень умным, решил выступить с критикой, рассчитывая извлечь для себя выгоду. Он сказал:
– Если бы этот человек сказал хоть что-то новое! Вот единственная моя претензия.
Бахауддин рассказывал о принципах и практиках суфиев…
Существует только один принцип и только одна практика. Что это за принцип? Принцип состоит в том, что есть один только Бог. Нет бога кроме Бога: вот этот принцип, вот сама основа суфизма. Существует только Бог – в
И Бог не может быть новым или старым. Говоря о Боге, невозможно использовать такие слова, как «был», вы не можете сказать: «Бог был», не можете сказать: «Бог будет». Говоря о Боге, можно использовать только одно время, настоящее: «Бог есть». Бог всегда есть, как же он может быть новым или старым? Да, формы выражения могут быть старыми, но не выражаемая ими истина. Бутылки могут быть новыми, но не вино. То, что я говорю, это лишь новая бутылка для вечного вина. Именно об этом говорил Бахауддин.
Но вы всегда можете критиковать, и для критики всегда есть две возможности. Одна возможность – сказать: «Это что-то новое». Есть люди, для которых сказать, что «это что-то новое», вполне является критикой. Новое означает неправильное, потому что если бы это было истиной, то другие обнаружили бы ее раньше вас. Как она могла ждать так долго? Если это новое, то, несомненно, это неверно. Почему этого нет в Ведах? Почему об этом ничего не сказал Иисус? Почему об этом промолчал Будда? Если они были знающими, они должны были об этом знать, а раз об этом не упоминается, значит, что-то здесь не так.
Это один вид критиков: люди, которым нравится все старое, для которых истина – то, что старо. Как будто только Иисус стар, а Иуда не стар, как будто только Рама стар, а Рамана не стар, как будто только Кришна стар, а те люди, которые выступали против него, – нет. Они
А затем есть другая партия – этот человек, несомненно, принадлежал к другой партии. Он говорит, что у него есть единственная претензия: «Если бы этот человек сказал хоть что-то новое! Вот единственная моя претензия». Он заявляет: «Ты говоришь об одном лишь старье, которое известно каждому. Нет нужды толковать об этом старье, говоря: „Бог есть, истина есть, истина вечна“. Об этом уже столько раз говорилось! Зачем продолжать это повторять? Скажи что-нибудь новое! Если можешь сказать что-то новое, скажи!»
Но вопрос не в том, что сказать, дело не в повторении. Бахауддин не повторяет слова Мухаммеда. То, что он говорит, является его собственным переживанием. И что он может поделать, если его переживание и переживание Мухаммеда совпадают?
То, что говорю я, это не повторение слов Будды или Махавиры. Я говорю, исходя из своего собственного опыта, из своего собственного авторитета. Это мое переживание, и в этом смысле оно новое. Но что я могу поделать? – таким же было переживание у всех будд, так что, в каком-то смысле, оно такое же древнее, как горы, и такое же новое, как капли росы на листьях травы на восходе солнца.
В этом парадокс истины: каждый должен познать ее сам, и тогда она новая – но это одна и та же истина. Будда подошел к морю, попробовал его на вкус и сказал: «Оно соленое». Спустя двадцать пять столетий я подошел к морю, попробовал его на вкус и сказал: «Оно соленое».