Ну что же, он, видимо, был из тех, кто верит в новое: новое – значит правильное. Если что-то ново, то оно обязательно правильно: это другая крайность все той же глупости. Одна крайность такова: если что-то старо, оно непременно правильно, и другая крайность той же самой глупости: если что-то ново, то это обязательно правильно.
Правильность не имеет ничего общего со старостью и новизной. Правильное есть правильное, и неважно, старое оно или новое. Это ничего не меняет.
Услышав об этом, Бахауддин пригласил критика на ужин.
Таким был его способ создать ситуацию.
– Надеюсь, тебе понравится моя тушеная баранина, – сказал он.
Едва положив в рот первый кусочек, гость вскочил, закричав:
– Ты пытаешься меня отравить – это не тушеная баранина!
– Да нет же, не сомневайся, – ответил Бахауддин, – хотя, поскольку тебе не нравятся старые рецепты, я попробовал приготовить что-то новенькое. В этом блюде, как и положено, есть баранина, но в нем также полно горчицы, меда и рвотного средства.
Таков был используемый Бахауддином способ обучения.
Ну что же, Будда так не поступил бы, и Махавира – тоже. Это способ Бахауддина: он пытается создать
Ничто не становится значимым благодаря одной лишь новизне, и ничто не становится неправильным лишь из-за того, что оно старо.
Бахауддин говорит: «Что я могу поделать? Если бы я подмешал в мои высказывания об истине что-то свое лишь для того, чтобы сделать ее новой, то получилось бы точно такое же блюдо. В нем, как и положено, есть баранина, но еще в нем полно горчицы, меда и рвотного средства. Оно было бы отвратительным, оно не было бы питательным».
Человечество существует много веков, истину открывали снова, снова и снова. Многие люди достигли наивысшего света, и все они выразили это по-своему. Их языки различаются, но послание одно и то же.
Это похоже на то, как если бы несколько человек отправились посмотреть на закат. Один из них – художник, он начнет рисовать. Он потрясен красотой заката и немедленно принимается за работу. Забыв обо всем, он погружается в свою живопись – он
И вот, если позднее вы прослушаете запись флейты, посмотрите видеозапись танца, увидите картину художника и фотографию медитирующего, сможете ли вы узнать, что источником всего этого был закат? Сможете ли вы логически прийти к выводу, что все они выражали одно и то же? Это будет невозможно. Логически это невозможно, поскольку какую связь можно обнаружить между флейтой и живописью? Какая связь между звуком и цветом? Каким образом вы придете к заключению, что эти краски символизируют то же самое, что и эти звуки? И как вы сможете понять, почему один человек начал танцевать, а другой погрузился в такое безмолвие, что стал похож на статую? Как мог один и тот же закат вызвать столь разные проявления? И, тем не менее, это был один и тот же закат.
Внутри Кришны он пробудил танец, Будду превратил в мраморную статую, Иисуса заставил пожертвовать всем, а Махавиру побудил ходить обнаженным, в полнейшей невинности, подобно ребенку. Различные проявления, но источник один и тот же.
Однако как вы сможете вывести это логически? Логически это невозможно – за исключением того случая, что вы и сами тоже видели этот закат. Если вы видели закат, то вы сможете понять, что и танец, и песня флейты, и картина, и медитирующий человек – просто разные языки, потому что эти люди обладают разными талантами, владеют разными способами выражения. Но переживание, вызвавшее эти различные проявления, происходит из одного и того же источника, из одного и того же заката.
Бахауддин говорит по-своему, но истина остается той же самой. Истина вечна. Истина есть. Истина просто есть. Она ни новая, ни старая – или она такая же древняя, как горы, и такая же новая, как капли росы на листьях травы на восходе солнца. Она и то, и другое, и вместе с тем ни то, ни другое – она превосходит то и другое.